Владимир Возовиков - Поле Куликово

Облачко дорожной пыли скрыло витязей, а когда рассеялось, их словно и не бывало. Первым подал голос Сенька Бобырь:

- Ох, и зверюга, видать, этот Дарьин ухажер. Гляди, Таршила, станешь боярским тестем - сожрет. Гордыни в нем на трех князей.

- Не зверь он, - отозвался Таршила. - Парнем его знал, два брата его старшие вместе с Иваном моим на Пьяну были от Димитрия Ивановича посланы и там легли. Вся семья у них славная, воины добрые и товарищи верные. Тебе бы его службу…

Дед покосился на поникшую внучку.

- Война зверит, - вздохнул Фрол. - Да я-то, олух…

- Што ж што война? - буркнул Гридя. - Ить он как те прозвал? "Мразь посошная" - ишь ты! Я б ему за то по роже-т, хучь и блестит пузом. Што ж оне без посошной мрази на татар не пошли?

- Верно, Гридя! - поддержал Юрко. - Мы не скот убойный. Сами, охотниками, идем. Может, раньше его прольем кровь за нашу землю.

- Ну, навряд, - хмыкнул Таршила. - Глядишь, им уж сейчас выпадет с татарами схлестнуться. Этих не проведешь - разведка князя Димитрия.

- Он басурманов порубил и нашу деревню спас, - подала голос Дарья. - И рыжий, который перевязанный, там был.

- Слыхали, мужики, вон как поворачивается Васька Тупик. - Таршила внимательно посмотрел в лицо внучки. Она теперь не отрывала взгляда от дороги.

- Все ж добрые витязи у нашего князя, - вздохнул Сенька. - Был бы конь, как у них, кинул бы вас да увязался за боярином.

- Кобель он цепной, твой боярин, - проворчал кузнец.

- Будет, Гридя, - оборвал Фрол. - Не время считаться.

Колонна тронулась. Таршила, растревоженный разговором с Иваном Копыто, которого хорошо знал, шагал рядом с подводой, поглядывал на Дарью, вздыхал. Еще тревожнее стало ему за свою нечаянно обретенную радость, за родную кровиночку - ясноглазую внучку Дарьюшку. Лучшего жениха, чем Васька Тупик, он не мог бы ей пожелать, но приближалась битва жестокая, а в битвах первыми гибнут самые лучшие, самые честные, самые храбрые воины. Правда, Васька, говорят, удачлив, как всякий решительный и находчивый боец, но зато и отчаян до смерти. Недаром прозвище у него - "Тупик", то есть топор-колун, который раскалывает лесины ударом со всего плеча, не боится зазубрин и в любой момент превращается из топора в молот - хоть кузнечный, хоть боевой. Но колун-то железный, а Васька живой…

Часа через два впереди блеснуло, взвилась пыль, всадники вырвались из-за пригорка, Тупик загородил дорогу колонне, спрыгнул с коня, подошел к Фролу, снял шлем.

- Они правда не враги - в том убедился. Прости, отец. В гневе своем не раскаиваюсь, а за слово нечистое прости.

- Бог простит, - смутился Фрол.

- Бог простит - то заслужу, но и ты прости, отец, коли можешь. Не тебя одного оскорбил я, а простишь ты - русские люди, значит, простят злую нечаянность мою.

Фрол растерянно молчал, не зная, как ему отвечать этому странному боярину, но Васька, видать, принял его молчание за отказ, сорвал с пояса плеть, протянул мужику.

- Бей за слово мерзкое, чтоб помнил Васька Тупик грех свой перед народом русским всю жизнь. Бей, но прости.

Фрол попятился, оторопело оглянулся на недвижных всадников.

- Што ты, сынок, што ты! Нет во мне зла на тебя…

- Прости, - повторил Васька. - Не от сердца сорвалось у меня. Как услышал, что сказал татарам про Коломну, в голове помутилось. Подумал - набрали в войско неучей, а эти неучи простого дела не хотят осмыслить. Ведь что будет, коли Мамай сейчас на Коломну ударит!.. Коломна - это ж ныне тайна святая наша, всенародная тайна. Ведь и распоследний подлюга, у коего есть хоть капля русской крови, не должен рассказывать о ней человеку чужому. Вот отчего ослепило меня, но и во гневе не смел я сказать того, что сказано мной.

Фрол шагнул к воину.

- Прости и ты, сынок, дурака старого. Правда твоя святая - неучи мы в деле таком. Да што ж делать, коли всем надо идти на битву? Вот и учимся в горе-беде, и тебе за урок спасибо. Вижу, сердце у тебя золотое, не терзай его понапрасну. Не от гордыни слово твое сказано - только от боли за дело святое, за всех нас, ратников неученых. От боли-то за свой народ, бывает, его свои костерят почище врагов. Спасибо тебе, сынок, а русской земле спасибо, што есть у нее ныне такие витязи.

Васька надел шлем, оглянулся. Дарья стояла возле телеги, замерев. Он подошел к ней.

- Прощай, Дарьюшка, прости и ты, коли в чем виноват…

- Вася!..

Не боясь чужих взглядов, она прильнула к нему, прижалась лицом к раскаленному от солнца стальному нагруднику. Вдруг оторвалась, отвернулась, сняла с себя медный крестик, надела на шею витязя.

- Иди, ладо мой. Всю жизнь буду ждать до самой смерти тебя одного, Вернись живым…

Он поцеловал ее в сухие горячие уста, и русобородый монах издали перекрестил их.

Васька поклонился ратникам:

- Прощайте, братья. Может, увидимся на поле ратном. Добрый вам путь…

Словно воинской выучки прибавилось у звонцовских ратников после встречи с разведчиками. Даже ратайные лошади, успевшие обнюхаться с боевыми конями сакмагонов, ступали тверже, напористей, и колеса, обильно смазанные дегтем, изумленно моргали спицами, торопливо перешептываясь на ухабах. Люди подобрались так, словно им грозило немедленное нападение. Разговор боярина с их начальником вдруг приоткрыл им то страшное, перед чем они уже стояли, и до самого последнего ухаря дошло, что идут не на потеху, а на такую битву, где их собственные достоинства, желания и сама жизнь - ничто в сравнении с вечностью, встающей за той грядущей битвой. Человек живет ведь и в могиле, пока живы его близкие, его потомки, его народ. А тут неизвестно - будет ли жить народ. И будут ли их могилы?..

Ивашко Колесо, почувствовав настроение ополченцев, громко крикнул:

- Где там наш песенник, где сказитель?

Но вышедший вперед песенник смутился. На перекрестке дорог сидел человек с изуродованным лицом, одетый в жалкое рубище, и громко вскрикивал. Перед ним лежала рваная шапка, а в ней - несколько мелких монет, сухари и вареные яйца - подаяние ранее прошедших ратников. Едва приблизились, нищий, раскачиваясь, запричитал, завыл скрипучим голосом:

- Люди православные, туда глядите, туда глядите! - и тыкал на восток скрюченным пальцем. - Бесов вижу, серые бесы оттоль идут на весь мир хрестьянский. Бойтесь, люди православные! Уж костями засеяна земля хрестьянская, кровушкой полита, будто дождичком осенним, и нет спасенья ни князю светлому, ни боярину гордому, ни смерду горемычному, ни купцу честному. Пламенем во все небо поразят вас бесы серые, смолой окропят адской, што превратит живых в страшных калек, а младенцев - в уродов, и сто лет будут болеть и умирать люди, ступившие на землю ту, где пройдет нечистое войско. И останутся на земле живыми лишь хитрый да мудрый, и будут они што колоски во поле сжатом. Бегите же, православные, от козней адских во леса дремучие, за болота зыбучие, за реки плескучие, за горы высокие, за моря широкие, уносите с собой малых детушек, уводите красных женушек. Прочь!.. Прочь бегите, не медля, уж близка сила нечистая! Будет над нею божья кара, да не скоро придет она, не скоро свергнутся громы небесные на сатанинское войско, и только хитрый да мудрый дождутся суда правого…