Сара Блейк - Тени нашего прошлого. История семьи Милтон

– «После того как каменщик исчез за стеной, которую он возводил вокруг меня, я еще долго слышала скрежет его мастерка. Он был аккуратен. Старателен. В своем заточении я много часов слышала, как он ставит кирпичи, один на другой, бросает раствор и разглаживает его, бросает и разглаживает, и даже когда я молилась, когда свет померк, а затем исчез, глина и раствор поднимались перед моим мысленным взором. Поднимались к Богу».

Эви остановилась и подняла взгляд от книги.

– Это рассказ Марии, затворницы из Сен-Леро, написанный в 1341 году, – пояснила она и продолжила чтение: – «И я невольно представляла стену, которую он построил, стену, которую он возвел вокруг меня, как будто я стояла снаружи и смотрела внутрь. Кирпичи подобны нотам – тычковая укладка, ложковая, на ребро, – и стена будет звучать, как песня, которую он складывает из глины, камней и воды. А в центре этой песни, за стеной, в тишине, вместе с кирпичами пело бьющееся сердце. Мое сердце пело Господу».

Она закрыла книгу.

– Мрак, – заметил мальчик, сидевший в центре аудитории.

В каждой аудитории всегда найдется такой студент – неважно, юноша или девушка: самозваный провокатор, который воображает себя бесстрашным, способным бросить вызов закоснелой системе обучения, задавать вопросы, отталкивать руку дающего. Эви это замечала и приветствовала. Когда-то давно она сама была таким мальчиком, скептичным и проницательным, стремилась начертать свое имя на небесах аудитории.

– Мрак? – Эви сняла очки и пристально посмотрела на парня. – В смысле здорово? Или ужасно?

– Ужасно. – Он поморщился. – Что заставляет человека замуровать себя навечно в комнате при церкви?

– Вера, – твердо ответила Эви, – и власть.

Скепсис аудитории был почти осязаем.

– Позвольте мне задать вам вопрос. – Эви отложила книгу. – К каким действиям вас побуждает подобный рассказ от первого лица?

– Вызволить ее оттуда, – ухмыльнулся тот же парень.

– Продолжайте, – сказала Эви. – Как?

– С помощью оружия. Любви. Или денег.

– Или электронной почты, – осмелев, заметил другой. – Если у нее есть вай-фай.

Все рассмеялись. Эви подошла к единственному окну в помещении и открыла его. Затем снова повернулась к аудитории, и студенты увидели, что она все еще ждет ответа.

– А если написать ее историю? – спокойно спросила Эви. – Как насчет истории?

Студенты молча смотрели на нее.

– Когда я была немногим старше вас, библиотекарь дал мне этот молитвенник затворницы, – продолжала она. – Он был маленьким, довольно потрепанным, с посеревшим от старости кожаным переплетом. Страницы стали мягкими, но на них по-прежнему явственно проступали слова. Только на одной странице одно слово у самого края было почти неразличимым.

– Какое? – спросил кто-то.

– Бог, – ответила Эви.

Теперь даже тот парень весь превратился в слух.

– Как это произошло? – спросила она. – И почему? Почему слово на полях исчезло, а все другие остались?

Студенты ждали.

– Я сидела там, в библиотеке самого холодного города Англии, держала в руках молитвенник, смотрела на страницу, и в моем сознании постепенно проступал образ затворницы, этой двадцатилетней девушки, замурованной в келье. И внезапно я поняла. Юлиана стерла слово, постукивая по нему, словно отбивала ритм. Каждый раз, когда читала эту строку молитвенника. Бог, Бог, Бог . Она ожила передо мной. Она была живой, была рядом .

Эви скрестила руки на груди.

– Но, – запротестовал парень, – откуда вы знаете, что она так делала?

Улыбка профессора Милтон была обворожительна. Впервые по-настоящему осознав сложности взгляда в прошлое, студенты всегда оказываются перед этой калиткой, какими бы умудренными себя ни считали. Разумеется, хорошие студенты. Которые действительно работают головой. Эви пересекла аудиторию и остановилась рядом с ним.

– В чем разница между историей и вымыслом?

– Факты.

– Факты . – Эви кивнула. – Очень хорошо.

Парень посмотрел на нее, понял, что она не шутит, вспыхнул и отвел взгляд.

Профессор Милтон вернулась к своему столу и кликнула по изображению, открытому на ноутбуке. На экране над доской появились два покосившихся, покрытых мхом надгробных камня на заросших могилах; на каждом большими буквами была написана фамилия: Крокетт.

Здесь лежит Луиза, 31 года,

умершая 31 августа 1840,

и двое ее детей, мертворожденных

Генри, р. 1846, ум. 1863

Геттисберг, Пенсильвания.

Далеко от дома.

– Подумайте, – предложила Эви. – Какие мы можем извлечь факты? – Она осторожно, бережно обращалась с этим словом, словно то было слегка подпорчено.

– Всё, – подала голос девушка, выступавшая на первом занятии. – Все указанное действительно произошло.

– Так, – согласилась Эви. – Хорошо. А теперь, где начинается история?

Все снова посмотрели на надгробия.

– Геттисберг, – ответил парень с копной кудрявых, как у горгоны Медузы, волос.

Его соседка покачала головой:

– Далеко от дома.

Эви снова скрестила руки на груди.

– Видите?

Один за другим студенты обратили взгляд на нее. Она улыбалась.

– Вот шестнадцатилетний или семнадцатилетний парень по имени Генри, погибший при Геттисберге, далеко от дома [14] 1–3 июня 1863 г. при Геттисберге состоялось сражение, которое считают переломным для Гражданской войны в США. – Прим. ред. . Это факты. Но вы, – она кивнула кудрявому студенту, – напишете историю сражения, захватывающую и величественную, я в этом не сомневаюсь.

Она была абсолютно серьезна. Парень почти поверил, что и правда напишет эту историю; профессор не подшучивала над ним.

– А вы, – обратилась Эви к девушке, – можете написать историю о сдвигах той эпохи, о переселении тех парней с Севера на Юг и о том, как это повлияло на Америку конца девятнадцатого века. Ваша история покажет, что такое «далеко от дома». Например, что входит в понятие дом ? Очень интересно.

– Не только парни, – заметила девушка с афрокосичками, подхваченными шарфом на макушке. – Были еще скитающиеся освобожденные рабы. Что было «домом», – в ее тоне явственно звучала насмешка, – для них? Нужно учитывать и это.

– Совершенно верно. – Профессор Милтон повернулась к ней. – Вы абсолютно правы. Еще одна история.

Она снова обратилась ко всей аудитории:

– Войны, эпидемии, имена на могилах рассказывают нам лишь о том, что произошло. Но история прячется в трещинах между ними. В необъяснимых, невидимых поворотах – когда кто-то протягивает руку, толкает определенную калитку, проходит в нее. В человеке, говорящем «нет» вместо «да»; в двух руках, сцепленных на темной улице. В двадцатилетней монахине, которая, закрыв глаза, молится в своей келье, снова и снова прикасаясь к слову Бог , оставляя для нас след своей веры в книге, которую мы найдем. В исчезновении этого слова, – Эви выдержала паузу, – кроется личность. Вот что такое история.