Илья Бояшов - Морос, или Путешествие к озеру

– Конечно, мы не ангелы и продвигаем свои интересы, о которых я уже имел честь вас уведомить, – не дождавшись ответной реплики, продолжил он. – Планы «Шелл Ойл» никто не собирается камуфлировать. Напротив, мы готовы открыть карты, иначе я не оказался бы здесь, в этом чудесном городе и в этой чудесной гостинице, и не занимал бы номер, к которому, учитывая его весьма солидную цену, все же предъявляю кое-какие претензии. По моему глубокому убеждению, бизнес должен быть честен. Ведь и Парагвай выигрывает не меньше: будущее принесет не только ощутимые прибыли, но и политическую поддержку.

– Чако-Бореаль – уравнение со многими неизвестными, – ответил Риарт. – Дикость тех мест такова, что после двенадцати экспедиций мы не имеем никакого представления о его центральной части. Соваться туда чрезвычайно опасно.

– Вы намекаете на малярию?

– Есть вещи пострашнее малярии.

– Да, да, насчет тамошних мест до меня дошли кое-какие сведения, – откликнулся мистер Бьюи, еще раз обозначая свою осведомленность. – И, насколько я понимаю, в последнее время вы активно заинтересовались чакскими болотами…

– Ну, ваши сведения не совсем точны, – пробормотал Риарт.

– Бросьте! Все дальнейшие действия вашего ведомства – секрет Полишинеля, – отмахнулся всезнайка. – Даже назову исполнителя: это господин Беляев. Я слышал недобрую весть: за голову этого неуемного энтузиаста боливийцы готовы отвалить ни много ни мало тысячу фунтов стерлингов. Не сомневаюсь, что объявленное вознаграждение подвигнет всяких мерзавцев на активные действия, тем более что, благодаря гостеприимству боливийских вооруженных сил, в регионе скопилось предостаточно авантюристов. Да и в Парагвае наверняка найдутся свои Гаи Фоксы. При таком раскладе удивительно, как ваш картограф еще жив. Подозреваю, здесь не обходится без камланий индейских шаманов. Кстати, он по-прежнему помешан на создании русской колонии?

Ночь скрыла ответный взгляд Риарта, однако мистер Бьюи все понял.

– Простите, что выхожу за рамки. Ничего личного, обыкновенное любопытство. Сразу обозначу мнение тех, кто послал меня в этот рай земной: к изгнанникам из Советской России подданные Его Величества совершенно нейтральны. Что касается собственных воззрений, то готов еще раз похвалить вас за дальновидность: русские офицеры для Парагвая являются весьма ценным приобретением, хотя, при всем их желании схватиться с бошами, они не заменят столь необходимые для военных действий финансы.

Светляки, лишь изредка мелькавшие до этого момента над террасой, неожиданно собрались в огромный рой, осветив прилегающие кусты. Начался фейерверк: фосфоресцирующие облака рассыпались на отдельные искорки, гасли и вспыхивали вновь, крошечные существа чертили в воздухе завораживающие зигзаги – славный привет от близкой сельвы. Зрелище не могло не увлечь даже флегматичного мистера Бьюи. Внезапно все разом погрузилось во тьму, глазок сигары остался гореть одиноким маячком.

– Хорошо, – после долгого молчания отозвался Риарт. – Я переговорю с президентом.

– Вот и славно, – откликнулся англичанин. – И еще одно дело. Совсем незначительное. Скажите, дон Луис, как вы относитесь к творчеству сэра Артура Конан Дойля?

Вопрос предсказуемо привел министра в недоумение. Бьюи засмеялся:

– Не обращайте внимания, я к слову. Что касается готовящегося похода, так сказать, в «затерянный мир», у меня к вам небольшая просьба: хотелось бы пристроить своего человечка. Поверьте, экспедицию мистер Фриман не обременит – за плечами моего протеже десять лет службы в Индии. Прекрасный специалист, надежный во всех отношениях компаньон. Не думаю, что здешняя сельва станет для него сюрпризом.

Луис Риарт вновь возблагодарил Бога за то, что темнота скрыла его растерянность. Правда, с не меньшей благодарностью он оценил и намек всеведущего мистера Бьюи: людей в собственном ведомстве следовало бы хорошенько перепроверить.

Военный министр поднялся, не забыв подхватить трость. Шляпа в знак уважения была приподнята над головой.

– Уповаю на благоразумие вашего президента, – напутствовал собеседника пребывающий в темноте мистер Бьюи.

– Не премину подробно проинформировать его о нашем разговоре, – ответил Риарт.

– Надеюсь, вы понимаете, дон Луис: в случае успеха моя благодарность вам не будет иметь границ, – мягко произнес представитель «Шелл Ойл». И, заметив, как вздрогнул партнер, поспешил добавить: – Недавно я открыл один любопытный закон, который, ко всему прочему, является прекрасным успокоительным средством. Суть его в том, что деньги – не помеха даже самому пламенному патриотизму. Поверьте, они могут совершенно мирно сосуществовать. Всего доброго, дон Луис!

– Всего доброго, мистер Бьюи.

Цикады в Асунсьоне просто осатанели.

Лишь мельком взглянув на ноги вестника, Александр Георгиевич фон Экштейн сразу понял, кто послал сего загорелого ангела. Индеец щеголял в башмаках. Доставленное им письмо содержало единственный вопрос, подвигнувший лейтенанта парагвайской армии быстро собраться и прикрыть за собой дверь съемной квартиры.

В случае надобности и в сельве, и тем более в городе мака и чимакоко передвигаются исключительно быстро, так что посланник Беляева задал весьма шустрый темп: лишь молодость и любовь к спорту позволяли потомку славного рода прибалтийских баронов поспевать за ним. Утро было в разгаре, солнце припекало спины высыпавших на улицы бездельников и работяг. Башмаки индейца учащенно стучали. Лавирующий в толпе прохожих лейтенант не сомневался: полученное им послание обещает резкие перемены. Впрочем, к виражам судьбы Александру Георгиевичу было не привыкать. В свои двадцать пять лет он не мог пожаловаться на жизненную рутину. Совсем еще зеленым кадетом вместе с офицерами Конно-Егерского полка Экштейн штурмовал Пулковские высоты, имея на это полное право: отца юного мстителя – сподвижника адмирала Макарова, полярника Георгия Экштейна – поставили к стенке щеголяющие в кожанках и бескозырках троглодиты, не имеющие ни малейшего понятия о течениях в Северном Ледовитом океане и подвижках паковых льдов. Сын жаждал мести, но, увы, рывок генерала Юденича на Стрельну и Гатчину не задался, и кадету пришлось какое-то время мириться с сыростью тоскливого, словно деревенский погост, эстонского Ревеля, в котором для таких, как он, бедолаг был организован скаутский отряд.

Впрочем, на балтийском взморье Александр Георгиевич не задержался. Природная непоседливость довела экс-скаута до Пражского университета, попутно познакомив его с игрой, основанной на погоне за мячом и как-то незаметно мутировавшей в вирус, поставивший впоследствии мир на грань безумия. Четыре года он полировал штанами скамьи аудиторий, внимая лекциям не только местных господ профессоров, но и подавшихся в Чехословакию за сытным пайком берлинских академиков, помешанных на конечном торжестве германского духа. В свободное же время с удовольствием нес бремя форварда студенческой команды, не избегая воспетых Гашеком пражских пивных, и попадался в тенета, которые виртуозно раскидывали для таких, как он, олухов на площади Святого Вацлава улыбчивые чешские проститутки. С ничуть не меньшим задором он волочился за сокурсницами (многие из них отвечали взаимностью симпатичному спортсмену), слонялся туда-сюда по мостам через Влтаву и, будучи этническим немцем, с любопытством почитывал доставляемую в Прагу «Берлинер тагеблатт» [7] Berliner Tageblatt – ежедневная газета, выходившая в Берлине в 1872–1939 годах. Одна из двух наиболее важных немецких либеральных газет этого времени. , одновременно интересуясь «Фёлькишер Беобахтер» [8] Völkischer Beobachter – немецкая газета. С 1920 года печатный орган НСДАП. Газета издавалась сначала еженедельно, с 8 февраля 1923 года – ежедневно. Последний номер вышел 30 апреля 1945 года. , и потихоньку, самым незаметным для себя образом пропитывался лукавым воздухом послевоенной европейской свободы, в котором, впрочем, уже погромыхивали первые громы и посверкивали первые молнии, предвещавшие новую грозу.