Лариса Склярук - Царица Парфии

От Брундизия двинулись на запад, до Капуи. А от Капуи Аппиева дорога поворачивала к Риму. По обе стороны от дороги лежали возделанные поля, прекрасные сады, виноградники. Белели виллы в окружении парков.

Но кое-где вдоль дороги до сих пор торчали почерневшие от времени кресты, напоминая о распятых Марком Лицинием Крассом рабах, рабах, осмелившихся восстать против великого Рима. Более тридцати лет прошло со времени восстания Спартака, но кресты еще стояли. И вид их добавлял Алексиону печали в его раздумьях.

Первое время все мысли Алексиона были о том, как вернуться домой. По ночам он строил немыслимые планы и даже написал родным письмо. Это письмо неутомимый и злобный управляющий Тораний вытащил у спящего ребенка из складок набедренной повязки и принес Карвилию. Виновник был поднят с циновки, на которой спал, и предстал перед хозяином.

Некоторое время Карвилий молчал, барабаня пальцами по деревянному подлокотнику кресла. За его спиной стоял Тораний. За колоннами угадывались силуэты челяди.

Глаза Карвилия холодно и испытующе смотрели на мальчика. Он был разочарован. Ему казалось, что этот египетский мальчишка должен быть ему бесконечно благодарен и счастлив своей судьбой. А этот паршивец желает вырваться. Экая досада.

Алексион стоял закусив в волнении губу и опустив голову и напряженно исподлобья глядел прямо Карвилию в лицо. Мальчик дрожал мелкой дрожью, в горле его стоял комок, но он вновь напоминал упрямого дерзкого волчонка, сверкающего черными глазами.

Карвилий усмехнулся. Этот мальчишка был ему симпатичен.

– Я прочитал твое послание.

Алексион судорожно сглотнул.

– Разве тебе плохо в моем доме?

Этот вопрос настолько удивил Торания, что он даже метнул на хозяина быстрый недоверчивый взгляд. Но Алексион вновь промолчал.

– Тогда вот что я тебе скажу. Как ты намерен отправить свое письмо? – Карвилий небрежно повертел в руках клочок папируса, в его голосе была откровенная насмешка. – С кем? Кто его возьмет? И даже если оно дойдет, что должны сделать твои родители? Выкупить тебя? А есть ли у них такие деньги? К тому же я не намерен продавать тебя.

Карвилий поднялся и добавил, на этот раз сурово и грозно:

– Убежать тебе тоже не удастся. Тораний, высечь его розгами и объяснить, как наказывают беглых рабов.

Решение Карвилия было встречено Торанием с кислой миной. Он невзлюбил египетского змееныша с первого мгновения и считал, что провинившийся достоин более сурового наказания, чем розги, – например, чтоб на Алексиона надели цепи или выжгли клеймо на лбу. Но по перистилю, где проходило домашнее судилище, пронесся едва слышный вздох облегчения женской прислуги.

Алексион же был потрясен и подавлен. Он чувствовал себя отринутым и несчастным. Надежда на возвращение домой, которая грела его сердце с острова Делос, исчезла, словно растворилась в воздухе. Он безмолвно, казалось равнодушно принял наказание розгами, а уж Тораний постарался.

Как и прочие богатые римляне, Карвилий принимал услуги рабов как нечто само собой разумеющееся. Карвилий даже считал, что Алексион должен быть ему благодарен, не слишком задумываясь о психологии рабов, а тем более о психологии человека, насильно превращенного в раба. Можно ли в таком случае рассчитывать хоть на какую-то привязанность? Египтянин был старателен и полезен. К тому же ему достоверно объяснили, что убежавший раб нигде не сможет найти себе убежище. Чего же еще.

Возможно ли забыть унижения? Возможно ли быть униженным и ничему не научиться? Алексион был неглуп и науку выживания освоил быстро – надеяться надо лишь на свои силы и уметь держать язык за зубами.

По ночам он молча оплакивал потерянный мир детства, родных. Глубоко в себе он берег эти воспоминания с их образами, звуками, запахами, и, хотя разлука и время все отдаляли и отдаляли прошедшее, наплывающее по ночам чувство тоски продолжало причинять жестокую боль. Он, который был прежде окружен семьей, любящими людьми, стал одинок. Одинок безмерно.

Следующие годы прошли для Алексиона как в тумане. К восемнадцати годам Алексион превратился в стройного юношу с приятным лицом и гибким телом. Небольшие, глубоко сидящие глаза, широкие брови вразлет, крупный рот. Прямые черные волосы, небрежно подрезанные, почти достигали плеч. Одет он был, как и большинство рабов, в тунику из жесткой серой шерсти, волосатой с обеих сторон. Но, несмотря на это, в любом его жесте, движениях, речи чувствовалось самоуважение, неуместное у раба. Юноша обладал ясным и точным умом и необычайной сосредоточенностью мысли. Это была натура, наделенная сильными страстями.

Алексион занимал особое место среди домашней челяди. У него были ключи от домашней аптеки. Он много читал. Ему было позволено самому посещать книжные лавки на улице Аргилет и покупать необходимые книги. Ему стало известно учение «отца медицины» Гиппократа о болезнях человека и способах их лечения. Он старательно выполнял обязанности лекаря, заботливо пытаясь облегчить страдания заболевших слуг, за что ему, естественно, были признательны многие рабы в доме. Кроме управляющего Торания. Этот человек пылал к Алексиону глубокой ненавистью. Ум Алексиона, его начитанность, его ровный доброжелательный нрав бесили и раздражали Торания. Он чувствовал в этом египтянине внутреннее сопротивление, внутренний протест против его, Торания, власти, а порой ему казалось, что египтянин метит на его место, хотя ничего подобного не приходило Алексиону в голову, да и не интересовало его. И чем более ровным, отстраненным был Алексион, тем сильнее вызывал он ненависть Торания, как часто вызывает неприязнь у посредственности личность неординарная. Но более всего управляющего раздражала и бесила некоторая благосклонность Карвилия к египтянину.

День был чудесный, безупречно ясный. Процессия, двигавшаяся по улице, привлекала внимание прохожих живостью красок. Яркие одежды четко вырисовывались на фоне белых домов, расположенных по обеим сторонам узкой улицы. Но еще более процессия привлекала внимание той особой радостью, которая всегда сопровождает свадебные церемонии и как бы овевает лица прохожих, заставляя их улыбаться и радоваться то ли чужому счастью, то ли своим воспоминаниям, то ли своим надеждам.

Звучали звуки флейты. Певцы пели свадебные песни, читали стихи. Чаще непристойные. Это было своего рода свадебным заклинанием. Целомудренность в данном ритуале запрещена. Она ведет к бесплодию. Римский брак – это союз для зачатия.

Стоял веселый гул. Впереди процессии с факелом шел мальчик. Счастливый мальчик, то есть тот, у которого живы и отец и мать. Затем в окружении родных шла невеста, завернутая в красное с золотым покрывало.