Анри де Кастри - Маркиза де Помпадур

Поведение мужа оказалось на руку Жанне-Антуанетте: она умоляла короля защитить ее и изменить ее положение и имя. Подобные предосторожности помогли бы ей укрепиться при дворе, а впоследствии стать титулованной фавориткой, что оградило бы ее от неизбежного соперничества и враждебности партии благочестия, вдохновляемой монсеньором Буайе, епископом де Мирпуа, который жил при дворе и тщетно старался повлиять на Людовика XV.

Долго ждать не пришлось, ибо король не мог ни в чем отказать очередной пассии: «Король, – пишет герцог де Люинь, – покупает для госпожи д'Этиоль маркграфство Помпадур, и таково теперь будет ее имя; эти земли приносят десять – двенадцать тысяч ливров ренты. Совершить сделку поручено вовсе не генеральному инспектору – ему об этом даже не сообщили. Деньги поставляет господин де Монмартель (один из братьев Пари, смотритель королевской казны)». И де Люинь добавляет: «То, что еще совсем недавно выглядело сомнительным, теперь почти непреложная истина; говорят, что она любит короля и что эта страсть взаимна, но публично об этом заявлять не решаются».

Сдержанность двора объяснима, ибо трудно было допустить, чтобы фаворитка короля не принадлежала к знати, а являлась всего лишь мещанкой.

Вопреки всему слухи просачивались наружу, и адвокат Барбье, очевидно, втайне довольный вознесением простолюдинки, любезно отмечает в своем дневнике: «Эта мадам д'Этиоль хорошо сложена и чрезвычайно миловидна, прекрасно поет и знает сотню забавных песенок, замечательно ездит верхом и получила всевозможное образование».

В переписке Вольтера было обнаружено письмо, сопровождавшее мадригал, который мы приводили ранее, и датируемое примерно 10 мая 1745 года:

« Я убежден, мадам, что во времена Цезаря не было янсенитских критиканов, которые посмели бы порицать то, что должно очаровывать всех честных людей, и что римские духовники не являлись фанатичными глупцами. Вот о чем я желал бы иметь честь беседовать с вами, прежде чем отправиться в деревню. Ваше счастье занимает меня пуще, чем вы думаете, и, вероятно, в Париже не сыщется ни одного человека, кого оно занимало бы с большей силой. Я говорю с вами не как престарелый дамский угодник, а как добрый гражданин, и прошу у вас позволения приехать в мае перемолвиться с вами словечком в Этиоле или Брюнуа. Соблаговолите сообщить мне, где и когда.

При сем остаюсь, мадам, почтительнейшим и покорнейшим слугой ваших глаз, лица и ума».

Это письмо свидетельствует более о ловкости, чем о нравственности. Оно говорит о замечательном предвидении последующей судьбы Жанны-Антуанетты. В нем очерчиваются надежды, которые целая партия возлагает на новую фаворитку, и содержится оправдание тревог епископа де Мирпуа. Это начало потока корыстных похвал, который сделает философов необходимыми госпоже де Помпадур, тогда как король их терпеть не мог.

Заря новой страсти Людовика XV омрачилась войной. Король, хотя и сильно привязался к новой фаворитке, не посмел пойти на поводу у своих чувств. Он обещал Морицу Саксонскому лично возглавить фландрскую армию и привезти с собой дофина, страдавшего от вынужденной разлуки с молодой женой.

Король с сыном покинули Версаль 6 мая 1745 года; о повторении прошлогоднего скандала и позволении мадам д'Этиоль появиться в военном лагере не могло быть и речи.

Накануне отъезда король дал ужин, на который были приглашены самые знатные дамы двора, но госпожи д'Этиоль там никто не видел.

В первый вечер король заночевал в Компьене, во второй – в Дуэ; он покинул этот город в четыре часа утра, так как Мориц Саксонский письмом спешно призывал его в Турне. Подкрепления под командой герцога Камберлендского только что подошли к городу, и маршал Саксонский опасался скорой атаки.

10 мая Людовик XV провел вечер в болтовне с Морицем Саксонским. Король напомнил ему о сражениях, в которых лично участвовали государи Франции, и заметил, что после битвы при Пуатье [8] Битва при Пуатье состоялась в 1536 г. во время Столетней войны. Французский король Иоанн Добрый был взят англичанами в плен вместе с младшим сыном Филиппом, дофин Карл, тоже участвовавший в сражении, стал его наместником. ни один из них не сражался рядом с сыном. Никто после Людовика Святого не выигрывал сражений с англичанами, так что он, нынешний монарх, надеется стать первым.

11 мая король велел разбудить себя пораньше, чтобы взглянуть на диспозицию противника; почти тотчас же англичане начали стрельбу из пушек: король в сопровождении дофина расположился на возвышенности у поля, предназначенного для сражения, всего в пол-лье шириной.

Неподалеку от передовых частей англичан время от времени появлялся маршал Саксонский. Он страдал от приступа водянки, и его носили в легком плетеном кресле.

Сражение началось весьма неудачно для французской армии, и казалось, что все уже потеряно, когда Мориц Саксонский изменил свою тактику: внезапно он бросил в наступление все эскадроны королевской свиты, и войска неприятеля, неожиданно атакованные в лоб и с флангов, рассыпались и побежали с поля боя.

В час дня королю объявили, что сражение выиграно, и маршал Саксонский, стоя на коленях, произнес:

– Сир, я достаточно пожил на белом свете, но теперь хочу продолжать жить лишь для того, чтобы увидеть победу Вашего Величества. Вот от чего зависят сражения!

Король поднял маршала и обнял его.

В половине третьего в Версаль отправился паж с запиской от короля к королеве: «Неприятель атаковал нас сегодня утром в пять часов и был разбит наголову. Я здоров, и сын наш также. У меня нет времени сказать вам больше; думаю, довольно, чтобы успокоить Версаль и Париж. Как только у меня появится возможность, я сообщу вам подробности».

К счастью, письмо дофина к матери было менее сухим. Написав письма, король с сыном объехали поле битвы, усеянное трупами, и Людовик XV изрек памятные слова: «Смотрите, какова цена торжества; кровь наших врагов – кровь человеческая; подлинная слава – избежать ее пролития».

По правде говоря, потери были существенными: семьдесят три офицера убиты, пятьдесят пять тяжело ранены, четыреста шестьдесят четыре легко ранены, тысяча шестьсот французских солдат убиты и три тысячи – ранены. Многие были искалечены и умерли от тяжелых недугов впоследствии.

Какой бы блестящей ни была победа при Фонтенуа, она не стала завершением войны. Турне еще держался и сдался лишь несколько дней спустя после исключительно трудной осады.

Затем последовала череда новых успехов: Ловендаль захватил Гент, Сувре – Брюгге, Ауденарде сам сдался королю после четырех дней окопной войны. Ловендаль также взял Остенде, а герцог д'Аркур – Дендермонде. Хорошие известия поступали с итальянского фронта.