В. Волк-Карачевский - Кинжал мести

С тех пор Кимрины и утратили свой титул. Однако германское происхождение дает о себе знать – именно отсюда и у дочери его, Кимрина, чиновника уже шестого класса, коллежского советника – а там, смотришь, и пятого класса – статского советника – белокурые волосы и голубые глаза, совсем как у какой-нибудь Кримгильды, возлюбленной какого-нибудь Зигфрида.

Подчиненные Кимрина вполне соглашались с генеалогическими воззрениями коллежского советника на историю племен и народов. Хотя в большинстве своем склонялись к иной точке зрения, так как белокурые волосы и голубые глаза вызывали у них мысли о другом князе, правда, тоже явно германского происхождения, Отто Карловиче Кайзерлинге, вице-губернаторе, при котором Кимрин начинал свою служебную карьеру коллежским регистратором четырнадцатого класса.

Отто Карлович был – дай нам Бог память, а его высокопревосходительству землю пухом – и белокур и голубоглаз, на то он и немец…Правда, годочков ему тогда минуло за восемьдесят… Однако мужчина видный и строгий, и ничего не скажешь – крепкий…

Однако подчиненные Кимрина сами, кто седьмого, кто восьмого класса – все не четырнадцатого, а потому и не глупы и с опытом – мысли свои умели держать при себе, что обычно немало способствует продвижению по службе.

Но как бы там ни было, а Лидия Кимрина – красавица. И мно-гим отказала в просьбе руки своей. Но как отвергнуть Арсеньева, если он, тронув рукою трепетные струны цыганской гитары, попросит:

Ну где уж тут уйдешь, если «Восторг любви нас ждет с тобою»? Тут не откажешь, даже если у тебя каменное сердце. А ведь оно, сердце, не каменное… И Лидия, конечно же, не отказала…

Люди, более догадливые и умеющие увидеть то, что не всякому бросается в глаза, а иной раз и надежно скрыто, рассказывают историю брака Арсеньева совсем по-другому.

Не просто так уехала тогда, не догостив, Лидия Кимрина от Карамышевых. А потому что Арсеньев, сам того не приметив, поразил ее в девичье сердце, неустанно ожидающее любви. И, вернувшись под отчий кров, она не могла ни есть, ни пить, одолеваемая девичьей неотступною думою.

А когда любезный, души в ней не чаявший родитель приступил к дочери с расспросами, открыла ему причину своего смятения и тайные свои чаяния. И Кимрин положил во что бы то ни стало добыть желанного жениха.

А надобно знать, что если Кимрин что-либо решил, то так тому и быть. И ловчее и оборотистее человека, чем Кимрин, не то что в Тверской, а и в соседних губерниях не сыскать. Да что там в губерниях. Занеси причудница судьба Кимрина в столицы, и там бы очень многим важным и значимым людям пришлось бы подвинуться, пристройся где-нибудь сбоку неприметный вроде бы на вид Иван Кузьмич Кимрин.

Кто-кто, а он любое дело мог повернуть так, как надобно. Такой уж это человек – Кимрин. Он в мороз не замерзнет и из воды выйдет сух, и в полыме не сгорит. Это только простакам кажется, будто хозяин в губернии – наш добрый губернатор. А умные люди давно приметили, что без Кимрина губернатор и пальцем не шевельнет, и шагу не ступит.

Да что губернатор. Сама губернаторша, чуть у нее какое нестроение – тут же посылает за Иваном Кузьмичем. Он любой узелок распутает, с ним и чай хоть без сахара пей – а слаще не сыщешь, он любую печаль-беду руками разведет, любую звездочку с неба достанет. А уж наряды…

Кажется, и немолода губернаторша, и не то чтобы статью удалась. А выйдет на балу в полонезе – первым красавицам от зависти хоть тут же и умри. А за всем этим тень Ивана Кузьмича, вроде бы и неприметная…

Иван Кузьмич не из тех, кто любит прихвастнуть. И многое из того, что им сделано, ни одной душе неведомо. Сын губернатора, блестящий молодой человек, служит в гвардии, сколько раз проигрывал за карточным столом – и двадцать тысяч, и пятьдесят, на то она и гвардия, дело известное. А ни отцу, ни матери о том и невдомек. Иван Кузьмич все покрыл, тихо, без разговоров и без шума.

А уж что по хозяйским делам… Чего не коснись Кимрин – все сделано и в самом лучшем виде. И чуть какая неувязка – все к Ивану Кузьмичу. И казалось, нет таких затруднительных положений, из которых он не сумел бы выйти.

Одним словом, любую загадку разгадывает, любого хитреца перехитрит, любой замысел осуществит. Ну а если родной, любимой дочери надобно – тут уж перед ним никто и ничто не устоит.

И на охоту к Арсеньеву, прикинувшись званым гостем, Кимрин приехал не ради того, чтобы поволковать. Все-то он знал заранее. Все только для того, чтобы поближе сойтись с будущим женихом. А главное, чтобы с глазу на глаз сказать ему словцо о приданом.

Приданое за дочкою Кимрин давал – пятьдесят тысяч и новый каменный дом в Твери. Немалое приданое. И не сказать, что большое. Ну да это только для отвода глаз. Все знали – приданое за дочкой Кимрина – миллион.

Откуда же у скромного чиновника миллион? При его-то жалованье? Ну, жалованье это одно, а дела – с его-то, Кимрина умом – другое. Взяток Кимрин не брал. Только долю. И все купцы и подрядчики знали: долю отдай и не знайся, да зато дело верное. А с хороших прибылей – отдать долю не жалко.

А уж за Иваном Кузьмичем – как за каменной стеной. Поставки в армию – выгоднейшее дело, миллион на миллионе едет и миллионом погоняет – прибрала к рукам любимая племянница светлейшего князя Потемкина, Александра, в замужестве Бранницкая. И все, черпавшие из этого бездонного золотоносного источника (а из него только зачерпни – вот тебе и горсть золотого песка, а то и самородок фунта в два-три), лишились надежного, немалого дохода, который и сосчитать-то не так легко.

Все да не все. Иван Кузьмич Кимрин съездил к Александре Васильевне, потолковал – с умным человеком кто откажется потолковать – и тверские купцы, и подрядчики своего не потеряли.

Казалось бы, доходы купцов должны частично уменьшиться, что и понятно, что и слава Богу – иные ведь остались совсем без ничего. Ан нет! Доходы и прибыли как раз увеличились! А почему? А потому что умен Иван Кузьмич, ох умен! Так как же не отдать ему долю? А с таким умом разве не сладит он дело с Арсеньевым?

А что на охоте с ними приключилось – дело случая. Уж коли Иван Кузьмич умен, ловок, изворотлив, предусмотрителен и догадлив, то почему бы среди этих достоинств не сыскаться храбрости и решительности? И исправной меткости в стрельбе из хороших, надежных ружей? Ведь это надо же – вдвоем, в одну ночь – взяли семь волков! Что ни говори, а Иван Кузьмич еще ко всему и удачлив.

Ну а Арсеньева, как уехал с Кимриным поохотиться с его борзыми, так два года в родных Холодных Ключах и не видели.

Только слышали. И что женился на дочке Кимрина, и приданое – для отвода глаз – пятьдесят тысяч и новый каменный дом, а на самом деле миллион, и что свадьба – вся Тверь век помнить будет, и что губернатор в посаженных отцах, и что Арсеньев – с его-то обхождением – теперь у губернаторши второй человек после Ивана Кузьмича Кимрина, и что выезд у молодых – не меньше ста тысяч, и что сразу же в чужие кря, под голубые италийские небеса, и что прикупили новое имение, а борзые теперь у Арсеньева такие, что даже сам князь Барятинский предлагал ему за одну его свору своего знаменитого полубрудастого Зверя, которому, по мнению знатоков, нет и не будет равных. Предлагать предлагал, Арсеньев подумал, подумал да и не согласился, его свора и Зверю не уступит.