В. Волк-Карачевский - Кинжал мести

Вот так, ни с того ни с сего Марья Алексеевна Холмская лишилась, почитай, готового жениха для старшей дочери.

Явившись через года два в родное имение, Арсеньев вместе с молодой женой заглянул к соседям… «Ах как выросли ваши дочки, Мария Алексеевна! Ведь я их все себе в невесты намечал. Как повзрослела умница Софьюшка! Как хороша хозяюшка Катерина! А Лизонька, свет очей моих, ну вся в маменьку красавица! Да ей уж и замуж пора!»

А Лидия, теперь уже Арсеньева: «Ах какие у вас замечательные дочери! Как хороши! Им теперь уже женихи нужны. Их бы в Москву, на ярмарку невест. Они бы произвели настоящий фурор!»

Дочки хороши. И женихи нужны. Да где ж их взять. Если и есть какой, так мигом утащат заезжие востроглазые пройдисветки. А что до ярмарки невест, ты бы, милочка, сама на нее поехала. С твоей персоною имела бы успех.

Дворянство, правда, у тебя без году неделя, уж больно скороспелое, ну да с таким-то приданым сошла бы и за княгиню. А мои дочки потому и хороши, что женихов ни у кого не отбивали и на ярмарке себя не выставляли.

Ну да что ни думай, как губы не поджимай, а Арсеньева не воротишь. А не воротишь, так, значит, не судьба, она ведь, судьба, играет с девицей, как кошка с мышкой, попавшей ей в лапки, а лапки-то с коготками. Ну да Лиза, вон, не засиделась, поди скоро княгиня… А при таких делах Катерину бы за Арсеньева, а не за Аглаева… Ну да что уж теперь, дело прошедшее, не переиначишь…

А ведь Софьюшка права… Аглаев – незавидный жених, да явится какая вертихвостка… Да еще с приданым… И унесет в клюве, как синица букашку…

А что Аглаев… С лица пригож, нраву доброго, хороших родителей. Да и деревенька – одна, да все ж деревенька… Права Софьюшка, по нынешним-то временам кто успел, тот и съел. Ох, права…

Раздумья Марии Алексеевны Холмской были прерваны появлением Катерины. Она неожиданно вошла в комнату и мать и сестры растерянно взглянули на нее, словно она застала их врасплох за каким-то тайным сговором. Катерина повнимательнее посмотрела на них и, заподозрив, что от нее что-то скрывают, прямо спросила:

– Что это вы?

Ее простой вопрос еще больше смутил заговорщиков.

– А мы… Мы… Ничего… Мы так… – оправдываясь, начала Елизавета и, наконец, найдясь, спросила, – что это ты так рано вернулась?

– А тафтеевских в лесу – ни единой души.

– Что же это они так? – вступила в разговор и Холмская, чтобы рассеять подозрение Катерины.

– Забыли: сегодня ведь Григорий-чудотворец.

– Невелик праздник, – с осуждением в голосе взяла строгий тон Холмская.

Елизавета и Софья тоже постарались сделать серьезные лица.

– Праздник невелик. Да тафтеевским только дай повод, чтобы не работать. Солому из матрасов, старые лапти жгут, зиме место готовят, пиво варят. Куда им в лес-то. А мне что в лесу, если тафтеевских нет. Не грибы с девками собирать ли? – Катерина все же недоверчиво присматривалась к матери и сестрам, по их лицам догадывалась, что у них только что шел какой-то разговор и они хотят утаить его от нее, и опять без обиняков спросила.

– А вы что это, как будто сметану из погреба украли? О чем говорили? Что-то скрываете?

Елизавета не выдержала и, расплывшись в улыбке, вскочила, обхватила сестру за талию и попыталась закружить ее в вальсе.

– И-та-та-та, и-та-та-та…

Катерина сначала сопротивлялась, но потом поддалась ритму движения и, уже кружась с сестрой, говорила:

– Лиза, ну Лиза, что тут у вас?

Но Лиза вместо ответа весело и счастливо рассмеялась и, оставив Катерину, выбежала из комнаты, накинула на плечи в прихожей старый, когда-то подаренный матери отцом полушалок и ушла в парк. Она уселась на скамью у беседки, чудесный вид открывался ее взору.

Справа, совсем невдалеке, темно-зеленой стеной стоял их Надеждинский лес. Прямо, за барскими огородами, расстилались желто-рыжие осенние поля и луга, тянувшиеся до самой излучины речки Протвы. Над гладкой, серебристо-стальной лентой Протвы среди плотных, тугих, сине-свинцовых, словно вымытых в холодной воде облаков висело блестящее неяркими, но еще теплыми лучами маленькое, кругленькое как колобок, солнце.

Слева виднелась их уютная церковка, где скоро Елизавета обвенчается с князем Ратмирским, а Катерина – со своим возлюбленным Аглаевым. Катерина с Аглаевым, конечно же, будут счастливы. Они любят друг друга, им-то хорошо… А что-то будет с ней, Елизаветой?

Неужели вот и закончились – и детство и юность-молодость? И Елизавета на пороге новой, совершенно другой жизни, она начнется одним разом, сразу после той ночи, когда… Что-то ждет ее в этой новой жизни? Что для нее князь Ратмирский?

Что Александр Нелимов с теми их взглядами, которыми они обменялись и которые так много значат, и могут стоить ей всего…

И что для нее Оленька Зубкова с ее неожиданным богатством и всеми ее замыслами, коварными и, конечно же, жестокими…

Как-то все сложится, как-то все сложится…

Пока я рассказывал о странностях Потемкина – его даже А. С. Пушкин называл странным – да пока описывал стремительные боевые действия непоседливо-неутомимого Суворова на Кинбурнской косе и успешный стратегический маневр Елизаветы Холмской, завершившийся полным пленением князя Ратмирского, а также триумф Оленьки Зубковой на помолвке Александра Нелимова и даже нашел время поведать о том, как Набулионе Буонапарте – будущий Наполеон Бонапарт ел вишни с неотразимой в юности Королиной Коломбье, а король Франции Людовик XVI и его жена Мария Антуанетта, преодолев все трудности, все-таки родили наследника престола к безмерной радости своих подданных, читатель (а уж читательницы и подавно) совсем забыл, кто такие братья Соколовичи со всеми их коварными замыслами и кровавыми делами.

Не стану отсылать тебя, мой забывчивый читатель, к первым книгам моего сочинения, перечитав которые, ты мог бы восстановить в памяти образ братьев Соколовичей, не побоявшихся вступить в схватку с высшими масонами за власть над этим суетным миром. Проще кратенько напомнить, кто же они такие, братья Соколовичи.