В. Волк-Карачевский - Кинжал мести

Влюбилась ли она вдруг в Александра Нелимова? Потеряла ли она голову, дрогнуло ли ее сердце, лишилась ли она сна? Нет. Но то, что могло случиться между ней и Александром, казалось намного интереснее, таинственнее и притягательнее того, что должно вскоре произойти у нее с князем Ратмирским: венчание, брачная ночь, семейная жизнь в Трилесино и планы каким-либо образом заставить мужа проводить хотя бы зиму в Москве.

Все это относилось к обустройству жизни как таковой и стояло в одном ряду с покупкою нового дорогого платья на из месяца в месяц откладываемые деньги, в одном ряду с планами определить в Москве к кому-либо из дальних родственников сестру Софью, потому как здесь, в округе, для нее просто нет подходящих женихов, и с планами выдать замуж за их соседа Аглаева сестру Катерину.

А то, что могло случиться с Александром Нелимовым (и, конечно же, несомненно, произошло уже у него с Оленькой), было чем-то иным, непонятным, но властным и подчиняющим, напоминающим первое гадание в старой бане в крещенский вечер, захватывающим дух и лишающим воли. Она помнила свое первое гадание сразу после их возвращения из Москвы в Надеждино. И Катерина и Софья побоялись пойти в полночь в баню. А она пошла вместе с дворовой девкой. И когда при свечах они вылили в миску с водой расплавленный воск, в клубах пара ей привиделось чье-то лицо… Больше всего похожее на лицо Александра…

Будь у нее такой повод накануне – это письмо от Оленьки, эти, их с Александром, взгляды, и окажись Александр один в имении… Будь это все полгода назад до того, как она добилась сватовства князя Ратмирского… Елизавета решилась бы и поехала бы в Заполье.

За последние полгода Елизавета приобрела некоторую особенную опытность в жизни и почувствовала это. Она повзрослела за это время не на полгода, а на несколько лет, перейдя границу, отделявшую неосмысленное, беззаботное и оттого счастливое детство и даже мечтательную юность от взрослости.

Она ясно поняла, что никто не устроит ее жизнь. Ни папенька – его уже нет на белом свете, да и если бы он был, то вряд ли за своей жизнью он уделил бы ей внимание. Правда, папенька никогда не скупился, и дал бы за ней приличное приданое, а это хоть как-то определило бы ее судьбу, хотя неизвестно еще, как – удачно или нет. Ни маменька, с ее воспоминаниями о возвышенной любви, с ее старыми «правилами жизни», с ее аккуратной и достойной бедностью, одной деревенькой и четырьмя дочерьми на выданье.

Жизнь старшей сестры Натальи устроилась через Смольный институт и графиню Вельскую. Ей не так уж сладко при капризной старухе – попробуй еще во всем угодить этой графине. Ну да так сложилась ее будущность, и тем не менее все-таки, считай, сложилась.

У сестры Катерины есть ее Аглаев. Он беден. И как, видимо правильно, говорит маменька, непутев. Но они любят друг друга и в этом их будущность, а другого они и не хотят.

У Софии есть ее ум. И невозможно, чтобы, имея такой ум, она рано или поздно не устроила бы свою жизнь. Может быть, ей посодействует их брат Алексей. Почему-то, в отличие от маменьки, Елизавета не надеялась, что, получив по совершеннолетии наследство, Алексей обеспечит сестер.

Ей казалось, что брат, хотя и родной, но выросший и воспитанный в чужом доме, довольно холодный и рассудочный молодой человек, не отяготится заботами о сестрах и воспримет необходимость хлопот о них как ненужную обузу.

Но – так представлялось Елизавете – Алексей обязательно оценит необычайный ум Софьи и потом, из уважения к ее уму, введет сестру в свой круг, определенный его положением человека с состоянием. И конечно же, в этом кругу не смогут не заметить Софью – и каким-то образом жизнь ее и устроится.

Понятно, будущность соседки, считавшейся ее подругой Глафиры Сандаковой, обеспечена хорошим приданым и богатством Сандаковых.

О будущности ангела Поленьки, любимой и обожаемой племянницы суровой Старухи, княгини Тверской, нечего и говорить. Ей и несметные богатства, и Александр Нелимов как подарок в кульке на Рождество или на именины.

Оленька Зубкова… Оленька устроит свою жизнь, кто бы сомневался. У Оленьки есть и ее красота, и непозволительная смелость. Она добьется, она завоюет свою будущность, как и ее мать, о которой рассказывали самые невероятные истории.

Сирота, из жалости воспитанная в доме дальнего родственника, она отбила у дочери своего благодетеля жениха, ставшего потом одним из ее то ли трех, то ли четырех мужей. Говорят, она забралась к нему в комнату ночью – накануне его венчания, по лестнице на второй этаж, через окно… Под предлогом необходимости разъяснить молодому человеку, что нельзя поступать вопреки велению своего сердца – ведь он совсем даже не питал никаких искренних чувств к невесте, с которой собирался пойти под венец. И ее соперница так и не дождалась своего жениха…

Дочь такой девицы тоже, разумеется, ничего не упустит в своей жизни. Ну да что гадать об Оленьке… Она вдруг сделалась богата и весь мир теперь у ее ног. И не нужно по лестнице ночью в окно второго этажа – это же надо отважиться! И Оленька тоже могла бы…

А вот будущность ее, Елизаветы, не устроит никто. У нее нет ни такого ума, как у Софьи, ни… Хотя, что касается красоты… Красотою она могла бы не уступить и Оленьке… Она прекрасно сложена, у нее легкая походка, безупречные черты лица…

У нее, правда, нет той смелости взгляда, того горделивого вызова в каждом жесте и шаге, которые привлекают к красоте, иногда даже и не совсем совершенной, внимание мужчин. Но этого не достичь ни упражнениями перед зеркалом, ни самовнушением. Это дается по рождению, как Оленьке…

Свою будущность Елизавета могла устроить только сама. И она попробовала. И у нее получилось. Партия с князем Ратмирским здесь, в их глуши, это немало. Конечно, явись она на ярмарке невест в Москве… И еще неизвестно, как могло все сложиться… Да, она не Оленька, но не всем нужна ее, Оленьки, смелость и горделивость…

Но маменька никогда бы не вывезла ее на ярмарку невест. По ее убеждениям старых лет, порядочная девушка должна ждать жениха сидя дома, и он явится, как к ней самой однажды вдруг явился папенька. Хотя еще неизвестно, явился ли бы папенька, прокутив свое невесть какое состояние, в Надеждино, не будь за маменькой двух деревень, по тем временам вполне достаточных для жизни в Тверской губернии, вдали от столиц.

У Оленьки хватило решимости поехать в Москву самой.

Маменька Елизаветы не смогла бы вывезти ее даже просто потому, что на это тоже нужны деньги, и она не рискнула бы потратить то, что считала последним, в надежде на успех дочери.