Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Невеста из чащи

Это был конец: от изнеможения мы не могли даже шевельнуться.

– Ну, вот еще! – недовольно проворчал медведь и направился к нам.

Мы зарыдали еще пуще, уверенные, что сейчас он возьмет и откусит нам головы. Нам уже было известно, что медведь начинает есть человека с головы.

Как вдруг наш вожатый подхватил меня одной рукой, Эльгу – другой, и закинул себе на плечи, будто мешки! И понес дальше в лес, широко шагая и словно не замечая ноши. От изумления мы даже было перестали плакать. Только два лукошка с черникой остались сиротливо стоять под сосной.

Я закрыла глаза. Висеть на плече было неудобно, я шмыгала носом и вытирала его рукавами. Платок уже совсем сбился на шею, растрепанные волосы липли к лицу: никогда в жизни я не чувствовала себя такой несчастной. За что? Я же ничего не сделала! Мы ничего не сделали! Мы слушались, не шалили, ничего не расколотили, вязали чулки и ткали пояса, смотрели за Кетькой… Раньше я верила, что такие беды случаются только с непослушными девочками, и вот… такая несправедливость!

Словом, я была разбита вдребезги и выброшена прочь с белого света…

Но вот медведь остановился и сгрузил нас на мягкий мох. После столь неудобного путешествия это было такое облегчение! Мы торопливо сели и вытерли глаза, пытаясь понять, куда попали.

Я огляделась, ожидая увидеть вокруг обглоданные кости… и да, я их увидела. Казалось бы, по пути сюда я пережила весь возможный страх – но нет! Теперь волосы у меня зашевелились от ужаса, а к глазам, уже вроде бы иссушенным, прихлынула новая волна слез. Кости были повсюду – валялись кучками на моховой полянке, были свалены, будто хворост, под стенами избенки, до половины ушедшей в землю. Старые, высохшие, выбеленные, они усеивали поляну – ребра, позвонки, длинные трубчатые кости… черепа с оскаленными зубами, обломки рогов… Иные были не так уж стары, и над ними вились мухи.

От ужаса мы заледенели, наши зубы стучали, мы не смогли бы вымолвить ни слова, даже если бы вспомнили хоть одно. Мы были в Нави, и сейчас ее косматый хозяин набросится на нас…

– Ступайте в берлогу! – прорычал медведь, показав нам на вход в избенку. – Ну, шевелитесь, живее! А не то – съем!

Мы уяснили, что если «шевелиться», то «съем» не будет… или будет не сейчас. Встать не вышло – не держали ноги, – и мы на четвереньках поползли к чернеющей дыре, повизгивая, будто щенки, наступая на подолы сорочек, и без того уже изгвазданные.

Избушка была совсем маленькой и низкой: серые бревна, зеленый мох и поросль черники на дерновой крыше. Двери не было вообще: просто черный провал. В этот провал мы скатились по двум-трем земляным ступенькам, а там отползли в угол и замерли, прижавшись друг к другу.

Наверное, сейчас он запрет нас здесь, чтобы съесть, когда проголодается…

Потом стало темно: это медведь заглянул в берлогу, загородив дверной проем.

Мы чуть слышно запищали от страха.

– Топите печь, берите просо, варите кашу, – приказал он. – А я пойду еще в лес, дров принесу. Как вернусь, чтоб все было готово. А не то вас самих съем, уж больно живот подвело! Вот такое дело…

В проем опять пролился дневной свет – медведь отошел.

Мы немного перевели дух: страшная гибель откладывалась.

Варите кашу… Кашу? Медведь ест кашу? Дома мы уже справлялись с этим делом – особенно вдвоем. Но там мы все знали: где что лежит и как за что приниматься. А тут?

– У него должна быть печка… – шепнула Эльга. – Если он велел варить…

– Здесь? – я огляделась. – Какая же тут печка?

– Смотри, вот там, в углу, что-то такое…

Глаза попривыкли к полутьме, и я тоже разглядела в дальнем углу высокую груду камней.

Опираясь на меня, Эльга встала на ноги; я встала тоже, придерживаясь за стену, хоть и боялась, что из щелей сейчас полезут мокрицы, пауки, а то и что похуже.

Осторожно ступая, мы пересекли избушку. То и дело спотыкались во тьме о мусор на полу – уж не кости ли там других девочек, что попадали сюда раньше нас и не угодили с кашей? В другом конце берлоги и впрямь оказалась печка-каменка, а возле нее – кладка полешек, кучка наколотой лучины и свернутые куски бересты.

– Здесь есть огниво? – Эльга обернулась было ко мне, потом вдруг схватилась за берестяной коробок на поясе: – Так у меня же есть!

Открыв коробок, она вытащила огниво и даже засмеялась от радости. Не так давно его подарил ей отец, и мы чуть не каждый день им любовались. Оно совсем не походило на обычные – полоски железа, согнутые калачом. Это было настоящее сокровище: бронзовая фигурка сидящего мужчины, к его голове склонились две большие птицы, а ниже крепилась полоса железа. Эту чудную вещь дядя Вальгард когда-то купил еще на родине, за морем. Считал, что огниво приносит удачу, ведь на нем изображен сам Один со своими двумя всезнающими воронами. И уж верно, Эльга одарена особой удачей, если ей досталось такое.

– Глупый медведь не догадался отнять у меня Одина! – с торжеством шепнула мне Эльга. – А пока с нами Один и вороны, он нам ничего не сделает!

Тут и меня немного отпустило. Медведь исчез с глаз, ни разу нас не укусил, а Один с воронами был при нас.

И все-таки было страшновато. Справимся ли?

– Разведем огонь, тогда будет лучше видно, – сказала Эльга. – У него должен быть трут, как по-твоему?

Я огляделась: если трут и был, то отыскать его в темноте мы едва ли сумеем. Это не дома, где не глядя протягиваешь руку и находишь любую вещь как раз там, где ей положено быть.

– Ладно, без трута обойдемся! – решила Эльга. – Давай вон мха надергаем, – она кивнула на бревенчатые стены, где из щелей торчали белые пряди долгунца. – Сгодится.

Мы нащипали сухого мха, Эльга достала кремень и стала стучать по нему огнивом: скользящими движениями, будто чиркая, как учили…

Я стояла рядом на коленях, готовясь раздувать искры.

Получилось у нас не сразу: то она стучала, а я раздувала, потом наоборот, потом – опять наоборот…

Дома мы бы уже сдались и позвали кого-нибудь на помощь, но тут звать было некого, а медведь обещал нас съесть, если не справимся. Даже чтобы к нам явилась мышка-щурка, надо сначала приготовить кашу, а для этого нужен огонь!

Наконец боги и чуры над нами сжалились: мох затлел, крошечный лепесток пламени пробежал по подсунутому усику бересты. И вот огонь запылал внутри печи: у нас будто гора свалилась с плеч. Захотелось заплакать от облегчения, но вместе с тем пришла мысль – это только начало!

Мы принялись топить печку. Дым шел наружу через дверь, и мы кашляли, стараясь от него уклониться.

Кадка с водой нашлась у стены. Нам очень хотелось пить, но мы не решились: ведь это могла оказаться мертвая вода! Из домашней утвари у медведя была только укладка, старая и изъеденная жучком, с большими щелями между досками. В укладке, светя лучинкой, мы нашли два горшка, пару старых облезлых ложек и мешок с просом.