Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Невеста из чащи

И лишь много времени спустя мы поняли, как прав был Вальгард, когда велел нам получше запомнить этот день.

До молодого Олега Предславича – того человека, которого смерть Олега Вещего затрагивала сильнее всех, – важная весть добралась еще позже.

Нынешняя зима оказалась щедра на метели. Немало дней миновало, прежде чем киевский обоз дополз до берегов Ильменя. Обогнул замерзшее озеро, миновал несколько поселений и наконец притащился к истоку Волхова, где высился городок – столица здешнего края. Когда-то поблизости стояла словенская весь под названием Холм, а на самом холме были пашни, но лет сто назад на этом месте обосновались варяги. Они стремились навстречу потоку серебряных шелягов из далеких сарацинских стран, и здесь было удобно, не отклоняясь от торговых путей, обменивать железо и бронзу из Свеаланда на шкурки куниц и бобров. Этот товар потом везли на Волгу, в Хазарское царство и еще дальше – на Гурганское море, а взамен доставляли серебро для украшений, узорные шелковые ткани, расписную посуду, яркие бусы из разноцветного стекла или камня. Всякое лето на корабельной стоянке у Волхова дымили костры, порой возле них сидели кучками понурые пленники – тоже товар немалого спроса в сарацинских странах. Местные жители, завидев эти дымы, съезжались предложить свой товар в обмен на привезенный.

Тородд, дед нынешнего конунга Олава, перебрался сюда из Ладоги Тородд конунг и возвел укрепления на месте старинного славянского селения. Назывался он Хольмгард – «город на острове», ибо помещался между Волховом и его рукавом и по весне иногда оказывался отрезан от суши разлившимися водами. Стены из засыпанных землей срубов не опоясывали вершину холма или мыса, а полумесяцем огибали возвышенную часть берега. Со временем Хольмгард разросся и уже не помещался в старых укреплениях; его кузнецы и прочие умельцы снабжали своими изделиями всю округу. Ныне он был самым сильным и влиятельным из трех варяжских городцов в Поозёрье. Свой род его хозяева возводили к легендарному Харальду Боезубу и потому имели право на королевский титул.

Во времена сына Тородда, Хакона, через эти места прошел с дружиной на юг Хельги сын Асмунда. На среднем Днепре он создал свою державу, где прославился под именем Олега Вещего. При нем открылся путь из Поднепровья в богатое Греческое царство. Тогда же оба владыки, с верхнего и нижнего конца Пути Серебра, заключили между собой договор о дружбе и свободном проходе торговых обозов. Каждый из двух властителей, южный и северный, отдавал своего наследника в дом другого: молодые люди служили заложниками мира, а заодно привыкали видеть в соперниках своих друзей. И родичей, поскольку жену им, по обычаю, подбирали здесь же.

Сейчас в Хольмгарде правил Олав, внук Тородда. В юности он несколько лет прожил у Олега Вещего в Киеве и там получил свою первую жену, Гейрхильд. От второй жены Сванхейд, внучки конунга свеев, у него родилось одиннадцать детей, однако пятеро умерли совсем маленькими, и растила королева только шестерых.

Уже шесть лет в Хольмгарде жил Олег Предславич, внук Олега Вещего. В обмен на него Олаву пришлось отправить в Киев своего наследника. Старшему из живых сыновей, Ингвару, к тому времени исполнилось всего четыре года. Он и уехал на юг, сопровождаемый воспитателем, Свенельдом, и Свенельдовым сыном Мистиной, своим товарищем.

Приняв в доме четырнадцатилетнего Олега, Олав предназначил ему в жены свою дочь Альвхильд, на год старше него. Замысел не удался: Альвхильд умерла в ту же зиму. Следующей по возрасту дочери, Мальфрид, тогда было всего одиннадцать, и лишь пару лет назад королева Сванхейд наконец дала согласие на свадьбу.

Жена и принесла Олегу-младшему первую весть о перемене в их общей судьбе.

Ранним зимним утром, пока Олег еще спал, Мальфрид встала и среди глухой синей тьмы ушла в коровник присмотреть за служанками. Однако она вернулась почти сразу и положила холодную ладонь на голову мужа:

– Хельги! Проснись! – Она говорила на северном языке, как было принято в Хольмгарде, хотя знала и словенский. – Случилось кое-что! Это важно!

Мальфрид принесла горящую лучину и зажгла масляный светильник. По избе разлился тусклый желтоватый свет. Молодая женщина поставила светильник на ларь: стала видна медвежья шкура на бревенчатой стене, резные, по северному обычаю, столбы лежанки. Для подушек Мальфрид сама собирала минувшей осенью пух с бурых початков рогоза, а льняное полотно для наволочек и настилальников спряла и соткала еще до замужества.

– Что там такое? – Олег повернулся и заморгал, щурясь на свет и прикрывая глаза рукой. – Твоя любимая корова заболела?

– Нет, нет.

Мальфрид села на край лежанки возле мужа. Для хлопот по хозяйству она надевала простой овчинный кожух; от него пахло зимним холодом и хлевом. Румяное от стужи лицо Мальфрид было непривычно сурово.

– Это намного важнее. Там пришел один человек, рыбак… Он сказал: вчера к нему заходил его зять и рассказал… с юга идет обоз из Кенугарда, и там люди, они едут к тебе. Они говорили… Это сказал тот рыбак, а ему – его зять… Якобы на том берегу уже все знают…

– Ну, так в чем дело? – Олег сел, удивленный таким длинным запевом. – Я ничего не понимаю.

– Они говорят, что в Кенугарде умер твой дед Хельги! – решилась наконец Мальфрид и замолчала, давая мужу время осмыслить новость.

Теперь Олег понял, почему жена зашла так издалека.

Он потер лицо ладонями, пригладил темно-русые волосы. Весть была слишком важна, чтобы вот так сразу ее принять. То, о чем болтают рыбаки и жители прибрежных весей, еще не обязательно правда, это может быть пустой слух. Но все же… Чему дивиться: деду пошел седьмой десяток. А других прямых наследников у него нет, потому именно он, Олег-младший, и был увезен на другой край света еще подростком.

Единственный внук не видел его очень давно: шесть лет, почти треть всей своей жизни. Вещий не качал мальчика на коленях: ему хватало других забот. Поэтому сильнее скорби в душе Олега-младшего было смятение; взвился целый вихрь мыслей о переменах, которые эта смерть принесет ему, наследнику прославленного вождя и мудреца.

Он поднял глаза на молодую жену. Мальфрид смотрела на него: ждала, чтобы он сказал, как ей относиться к этой новости.

Мальфрид выросла у Олега на глазах, он с отрочества привык к мысли о браке с нею. Высокая, крепкая, ему под стать, дочь Олава обладала округлым скуластым лицом и настолько светлыми бровями и ресницами, что их почти не было видно на белой коже. Только весной, как выглянет солнце, кожа ее принимала ярко-розовый оттенок спеющей брусники, и тогда беловато-золотистые брови и тонкая полоска таких же волос, видная из-под покрывала надо лбом, сияли, будто солнечные блики. А глаза, обычно серо-голубые, становились ярко-синими, как цветущий лен.