Сергей Галикин - Красное каление. Том третий. Час Волкодава

На заре решили не маячить по степи и не дразнить судьбу, а перебиться где-нибудь до вечера. Тем более, разбирался колючий острый ветер и надо было дать прокорм и отдых лошадям. Впреди, на склоне широкой балки, одиноко зачернело калмыцкое кочевье. Потянуло свежим овечьим навозом и острым кизячным дымком старого кострища.

Стойбище калмыка-кочевника робко притулилось посреди покатой возвышенности, подальше от обрамляющих его с обеих сторон глубоких желтых оврагов. Оно и понятно, чтоб не подходили незаметно волки да шакалы, которых в последние годы стало видимо-невидимо в степи. Кроме того, набивает пронзительными осенними ветрами такие овраги до самого верху сухим кураем, а чего еще надо для растопки? Собирай – не ленись, да и топи кизяк всю зиму!

Три небольших кибитки, состоящие из толстых камышовых вязанок-матов, стоящих кругом и крытых островерхим пологом из порыжевших воловьих кож, перетянутых веревками, отстояли одна от другой на десяток метров. Овечий тепляк, вырытый в земле и крытый такими же камышовыми вязанками, находился чуть в стороне, но недалеко.

В утреннем морозном воздухе стоял приторный дух горящего кизяка. Забрехали, заголосили прикашарные собаки, почуяв издалека незнакомцев.

-Как зайдем, -Григорий, чуть усмехнувшись, оценивающе посмотрел на спутника, – што б ты там не увидал, башкой не верти в кибитке, это неприлично, веди себя спокойно. Ни за што не благодари, не положено…Чашку дадуть – возьми ее в левую руку и жди, пока нальють. Добавки предлагать не будуть, надо – сам спроси, эти… последнее отдадуть. Ну, ты надурняк не наглей, они и сами теперь особо не… жирують.

Круглолицый низкорослый хозяин средних лет с землисто-желтым лицом, обросшим неухоженной косматой бородой, в оборванном заношенном кожухе и лисьей шапке, наползающей по самые раскосые глаза-щелки, приветливо встретил их на пороге, покачивая головой, зацокал языком:

-А-я-яй! Чох-чох-чох! Каро-ший, каро-ший… Водка привез? А-я-яй! А-я-яй! Басан знает, Басан гостя не обидит! Каро-ший! А-я-яй!

Парующих на морозном воздухе лошадей завели в тепляк. Сыпавший с серо-белого низкого неба мелкий снежок тут же скрывал их след.

Кибитка внутри оказалась даже шире, чем снаружи. По темным углам робко коптили тускло-желтые лампадки на бараньем жиру. Молоденькая сонная калмычка, слегка раскачиваясь перед очагом, невозмутимо продолжала кормить пухлого желтого младенца маленькой белой грудью. Старуха в старом казачьем чекмене, свисающем по самые колени, подняла пытливые глаза от сивой кудели, искоса взглянула на вошедших незнакомцев и, поджав толстые губы, молча отвернулась.

Хозяин суетливо рассадил гостей вдоль стены, завешанной мокрыми овчинами, хитровато сощурившись, сказал, проницательно рассматривая их бегающими маленькими глазами:

-Эх! У нас в степи вот что говорят: «Чем знать тысячу людей по виду, ай, лучше знать одну, да по имени!» Ка-ра-шо, однако, говорят!

Панкрат чуть пригубил налитый в расписную глиняную чашку молочный напиток и уже хотел отставить в сторону, но Григорий только хмуро повел бровью:

-Пей до дна, обидишь!

-Цаган, цаган, цаган.., -улыбаясь во весь рот, защебетал старый калмык и что-то резко сказал по-своему старухе.

Та тут же прошмыгнула наружу, злобно сверкнув глазами на гостей, маленькой желтой ладонью плотно задвинувши за собой полог из сшитых между собой хорошо выделанных овчин.

-Дотур! Пей карашо! Дотур кушать надо, дотур! Велел принести.

Григорий, приторно улыбаясь, зачмокал губами и, покачивая головой, стал нахваливать хозяина:

-Хороший у тебя цаган, Басан! Эх, ну какой же хороший… Давно такого не ел!

-Ай, хороший! – живо подхватил Панкрат.

-Мы пастухи, хозяин. Да-а-а… Да вот, тут… Из колхоза в слободке, Воронцовке… Беда у нас! Вот, вчера сорвали волки трехлетку меринка, да и погнали в степь. Ты не встречал, часом… меринка? Гнедой такой меринок, тонконогий, с такой вот узенькой белой отметинкой на лбу? Чулок на передней правой? – Гришка сделал страдальческое лицо, скис картинно и уже потише продолжал:

-Тут ведь какое дело-то… Не найдем меринка, так под статью загреми-и-м!.. В гэ-пэ-у!! Враз посо-дю-ю-ть! – и провел ребром ладони по горлу.

Басан сокрушенно покачал головой с никогда нечесаными космами спутанных седоватых волос:

-А-я-яй! Беда, правда. Волки – плохо, беда! А-я-яй… Тюрьма, однако, плохо, беда-а-а…

Помолчали.

-А как же ты, Басан… Небось то же… волки шкодять-то у тебя? – Григорий, поджавши ноги под себя, уселся поудобнее, принимая из рук порозовевшей молоденькой калмычки дымящуюся чашку с бараньим дотуром, -как вот, к примеру, ты… спасаешься? Мы вон, – он кивнул на разомлевшего в тепле раскрасневшегося Панкрата, -пробовали из ружья стрельнуть, да и повесить его с под-ветру. Сперва, вроде как и помогало, а потом… Ничего не боится… Режеть, сукин сын овец! Вор!

-Э-э-э, не-е-т! – хитро улыбаясь, погрозил толстым коротким пальцем Басан,– она не вор! Вор, однако, берет чужое… Так? А волк думает, што тут, в степи, она хозяин. Берет свое, думает! Не ворует, просто – кушает!

-Ишь ты, – ухмыльнулся Григорий и, нарочито развеселяясь, слегка кивнул напарнику:

-А ну, браток, пойди-ка напои коней. По сторонам хорошо погляди… Да доставай там… у меня в правом подсумке… пару бутылок «рыковки». С таким добрым хозяином и погулять не грех!

Едва только Панкрат разбил белую сургучовую пробку, Басан плавно выхватил бутылку из его руки и с торжествующим видом слегка сбрызнул на огонь:

-Цог! Цог! Цог!

-Ты че… водяру портишь.., -запнулся было Панкрат, но Григорий тут же прицыкнул:

-Заткнись!.. Это он… Злых духов отгоняеть. Цог, Басан, цог!

-Эх! Хоро-ш-ша, зар-раза! – Панкрат сочно крякнул, поставил стакан, вытер пальцами губы, -ну так што ж, Басан, чем же ты волков-то отваживаешь?

-Э-э-э! – тот лукаво улыбнулся, очень довольный от выпитой водки, -винтовка не-е-т! Ружье не-е-ет! Зачем она? Басхан, однако, есть! Ка-ро-ший есть! Басхан…

-Бас-хан? – переспросил Панкрат. Григорий посерьезнел:

-Собака. Волкодав. Я таких встречал по ихним стойбищам. Добрый собака? Волка береть?

-Ай, как берет! – Басан, простодушно улыбаясь, поставил свой пустой стакан перед Панкратом, красноречиво указав на него глазами-щелками, -ка-ра-шо берет! Волк ночью подходит – Басхан не спит, слышит. Волк хочет овца резать – Басхан не дает! Басхан не трус! Волк это видит! Волк в камыш уходит… Злой, голодный.

-А ежели и не уходит? Ну… Опять полез?– Панкрат, пододвинувшись поближе, изобразил крайний интерес, раскрыв рот и расширив глаза.

-Тогда Басан говорила Басхану: – Все! Болхо! Иди, Басхан, в степь, иди, болхо! Убей волка! И Басхан на час-другой уходит и убивает волка, однако живая она… уже не… стала!