Николай Ильинский - Ветвь Долгорукого

– Я человек порядочный и чтимый уважаемыми людьми на собрании у ворот города, – хвалил себя охмелевший Матан за столом, уставленный разнообразными напитками и закусками: Адинай готов был выложиться до конца перед таким зятем.

– Я это знаю, Матан, – хитро сузив глаза на ростовщика, сказала Яэль, которой отец разрешил сесть рядом с ним. – Но вот подруги мои в один голос утверждают, что… жадный, Матан…

– Я?! – вскрикнул ростовщик, поднялся и всем своим грузным телом навис над столом. – Я – жадный?! Да как они смеют! – Облизав губы и обиженно шмыгнув носом, он тяжело опустился на стул, продолжая оправдываться: – Я дело делаю, при чем тут жадность… Лавити [79] Лавити – занял (е вр .). – шалэм [80] Шалэм – плати ( евр. ). ! Так ли, Адинай?

– Совершенно так, адонис Матан, – привстал со стула, левой рукой держась за его спинку, а правой коснулся груди, где находилось бешено стучавшее сердце: очень уж смелые вопросы Яэль напугали его до смерти, ответил Адинай. – А Яэль… это она по-молодости… Дитя еще!

Но Яэль не унималась.

– Так и я подругам говорю, что они ошибаются, – продолжала она, хотя и чувствовала озабоченность недовольного отца. – Матан совсем не такой! И для меня он все сделает…

– Сделаю, – мотнул головой ростовщик. – Для Яэль, – стукнул он себя кулаком в грудь, – все!.. Адинай, для нее все!..

– Докажи, Матан, моим подругам, что они глупые: выкупи для меня у моего отца раба Олексу. – Сердце у Яэль екнуло и соскользнуло куда-то в пятки, но девушка тихо добавила: – Стоит он совсем недорого…

– Яэль! – хлопнул в ладоши Матан. – Зачем тебе этот раб? У меня по двору десяток их бегает… Прикажи – в мгновенье ока все принесут, все сделают!

– Но это мой предсвадебный каприз… Могу же я!.. Пусть подруги от зависти заикаются… Я им так обещала.

– Дитя неразумное, – рассердился Адинай. – Никогда не обещай, чего не можешь!..

– Адинай, не ругай мою будущую жену, – возразил, все больше хмелея, ростовщик. – Обещала… выполним!

– И я скажу: да! – весело сказала Яэль, прекрасно зная, что от ее «да» ничего не зависело, однако сказанное ею вселило радость в Матана и сняло озабоченность Адиная: он только укоризненно покачал головой, глянув на дочь.

Уже вечером, когда Олекса пригнал с пастбища отару, его позвали в дом и показали жениху. Ростовщик внимательно посмотрел на него, как на вещь, которую приходилось покупать: грязный, растрепанный, жалкий – раб как раб.

– Сколько? – спросил Матан.

Адинай призадумался, щуря глаза на Олексу: как бы не прошибить, а извлечь выгоду, прибыль. И назвал цену. Услышав ее, ростовщик поморщился – какая мелочь! Ударили по рукам, и Олекса вышел из дома личной вещью Яэль, ее рабом. Но это не было свободой. И он, отказавшись от ужина, ушел в свой сарай и упал лицом на постель: что-то теперь будет? Ехал в Рамаллу удовлетворенный ростовщик: сватовство завершилось вполне благополучно, Яэль сказала свое сокровенное – «да», но тем не менее Матан время от времени почесывал затылок: почему ей понадобился именно этот раб? Молодой? Так у него во дворе есть и помоложе! Нет, если его, этого раба из какой-то Руси, помыть, одеть… У Матана от подозрения аж зад зачесался, и он поерзал им на сидении. О, Саваоф! Вдруг она влюблена в него? Этого еще не хватало! И ростовщик, отбросив все мысли в сторону, стал придумывать один план за другим, как побыстрее избавиться от этого Олексы.

– Ишь ты, какой красавчик! – громко сказал самому себе удрученный Матан и погрозил кулаком в спину слуги, который правил повозкой. Тот даже почувствовал эту угрозу и, оглянувшись, с недоумением посмотрел на хозяина: «Какой я красавчик, – пожал плечами слуга, крепко держа в руках вожжи, – меня даже хромая Эстер не подпускает к себе… Видать, мой маар здорово перегрузился хмельным, если до сих пор доказывает своей Яэль, что он еще… Ого-го!»

Петухи еще не пропели свою третью побудку, велись такие горластые певцы и в этом поселке, когда Ян вошел в сарай и разбудил Олексу.

– Вставай, – потряс он его за плечо.

– А что, уже утро? – Сидя на кровати, Олекса кулаками протирал глаза и не понимал, почему, если уже утро, в сарае так темно, и он ничего не видит?

– Да нет, до утра еще далеко, – сказал Ян. – Нам надо торопиться…

И он рассказал Олексе о том, что в жизни его произошла большая перемена. Яэль, глубоко уважая отца и не отвергая его советы, согласилась все-таки выйти замуж за ростовщика, однако настояла на том, что она выкупленного для нее раба Олексу отпускает с миром.

– Просто так?! – воскликнул Адинай.

– Просто так, – кратко и спокойно ответила дочь.

– Так ты никогда не разбогатеешь, Яэль, – укоризненно покачал головой Адинай.

– Он идет в Иерусалим помолиться за мать и отца, а сельджуки в раба его превращают… Сделаем богоугодное дело, отец! Яхве это обязательно зачтет, Бог ведь для всех один…

Адинай посопел, поскреб всей пятерней под бородой и как-то нетвердо и неуверенно сказал:

– Ладно, утром посмотрим…

Эта его нетвердость вызвала подозрение у Яэль. Она тайно встретилась с Яном и, зная, что он собрался уходить из поселка, предложила взять с собой Олексу.

– Ты дорогу в Иерусалим знаешь хорошо, отведи его в Святой город, – и предупредила: – Рамаллу обойдите стороной… От греха подальше… А я за вас помолюсь… И ты меня прости, Ян…

Олекса в темноте быстро сбрасывал с себя одежду пастуха, на ощупь доставал из сумки и надевал свое – рубаху, штаны и, главное, в темноте ловко попадал ногами в башмаки. Каждый вечер, возвратясь с пастбища, в сарае он доставал из-под кровати заветную сумку и ощупывал ее – лежат ли в ней башмаки? И только убедившись, что они целы, ложился спать. Целы башмаки, стало быть, в сохранности и деньги, что надежно спрятаны в подошвах.

Во дворе Олексу обдало прохладцей. И небо было над ним знакомое, но какое-то странное: стожары, словно серебристый шар, висели почти над головой и от мерцания казались живыми, ковш перевернутый почти вниз, а там, где должна была быть заря, невысоко над горизонтом ярко блестела звезда. «Как в Библии звезда над Назаретом», – подумал Олекса. – та привела волхвов к новорожденному Иисусу, а куда приведет эта звезда меня?»

– Идем, – толкнул Ян Олексу в бок. – Ты хоть взял… У тебя есть талит [81] Талит – верхняя накидка ( евр. ). ?

– Нет, – покрутил головой Олекса, – эта тряпка осталась в сарае, да и старая уже…

Они вышли со двора, Олекса оглянулся назад, на темные окна дома.

– Яэль не выйдет нас лаверэх [82] Лаверэх – благословлять ( евр. ). в дорогу, – угадав, о чем думает Олекса, объяснил Ян. – Она так сказала… Поцеловала меня и…

– Да?! – тихо воскликнул Олекса.

– Да, – неохотно ответил Ян. – В щеку… Ну, всего лишь как друга…