Ярон Юхансон - Нулевой пациент

– А теперь еще и медицины, – засмеялась девушка, выслушав его сумбурный монолог.

– Ты сам-то понял, что сейчас говорил? – сконфуженно спросил Джесси.

– Нет, – честно признался Питер. – Но главное – сказал. Так что, уж извини, брат.

Они действительно были настолько дружны, что считали друг друга кровными братьями. А после того, как почти семь лет назад Джесси Оуэнса усыновили родители Питера, это практически так и было. Но с последними словами юного лорда из ветвистого ливанского кедра с громким карканьем вдруг взлетела ворона и стала кружить над их головами.

– Странно… Откуда она тут взялась? – Задумчиво промолвил Питер, глядя, как черная птица нарезает круги в солнечном небе. – Раньше они сюда не залетали. Сходить, что ли, за винчестером?

– Брось, – отмахнулся Джесси, но тоже не спускал глаз с этой предвестницы беды.

Мэри молча смотрела ввысь. Все трое были заворожены этим зрелищем, которое таило в себе какой-то мистический знак.

А Питер все-таки быстро сбегал в дом за ружьем и, почти не целясь, – он был отличный стрелок – произвел меткий выстрел в сторону Ричмонд-парка.

С личными вещами, особенно с наградами и погонами, одни пленные расставались легко, словно отряхиваясь от прошлого, другие – с болезненным сожалением, как бы прощаясь навсегда с близким преданным другом. И тех, и других было, примерно, поровну. Все они, один за другим, проходили мимо комендатуры и бросали в деревянные ящики и картонные коробки то, что было запрещено в лагере. Конвоиры поторапливали тех, кто задерживался.

Запнулся на минуту возле наполовину заполненного ящика и Питер Стоун, хотя никаких личных вещей у него в карманах не было. Выворачивать нечего, кроме капитанских звездочек, стилизованных под Орден Бани – еще в товарняке на восток он снял их и положил в карман; лишние недоразумения и конфронтации ему ни к чему. Ему было их жаль, и тем более не следовало обращаться с ними столь непочтительно – швырять в ёмкость, смешивать с нацистскими регалиями. Поэтому Стоун завернул свое добро в платок, нагнулся и бережно опустил вниз, найдя им укромный уголок сбоку. Далее в окне регистрации и приема личных вещей он сдал стандартный военный ручной хронометр, выданный на сборочном пункте в Англии, а квитанцию аккуратно сложил вчетверо и положил в карман вместе с фотографией.

Питер с грустью вздохнул, но поторапливаемый конвоирами, двинулся дальше – вместе с цепочкой военнопленных – к блочному дому, совмещавшему столовую и кухню. В длинном помещении с тремя рядами дощатых столов и лавками горел верхний свет, хотя за окнами и без того хватало яркого солнца. В торце столовой находились два небольших окна, через которые выдавалась пища. Стоун получил свою миску щей, тарелку каши с говядиной, кружку компота и выбрал свободное место за столом. На нем уже были расставлены блюдца с кусочками масла и корзинки хлеба.

Никто не разговаривал, все ели молча. И хотя Питер тоже был голоден, как остальные «товарищи по несчастью», но пищу потреблял без всякого аппетита. Просто быстро выполнил то, что положено организму. Надо было поддержать силы. Главное – регистрация, предварительный допрос. Там он сумеет объяснить, что попал в лагерь по ошибке. Право, не все такие твердолобые, как тот офицер НКВД, затолкавший его в поезд на Восток из Германии!?

А регистрация военнопленных проходила так же быстро, как и приём пищи. И действительно носила формальный характер. Надо было успеть до ужина завести на всех персональную учетную карточку, сверить с предварительными данными, и ввести потом в общую лагерную картотеку. А через два дня на Белорусский вокзал ожидалось прибытие очередного эшелона, новое пополнение в Красногорском лагере, и перераспределение в другие лагеря.

Старший лейтенант Коренев и его помощник-стенографист работали быстро и складно, механически, как на конвейере Форда, не поднимая головы от стола. Только перо скрипело. Один чеканил слова, другой отливал их в бумагу. Первый вопрос, заданный по-немецки Питеру Стоуну, когда он, дождавшись своей очереди, вошел в кабинет, естественно прозвучал так:

– Имя, фамилия?

Стоун ответил.

– Национальность?

– Англичанин, соответственно и гражданство британское.

Несколько удивленный взгляд советского офицера. Коренев поправил на носу очки.

– Место и год рождения?

– Великобритания, Лондон, 1916-й.

– Звание и род войск?

– Капитан королевской армии Великобритании, Гемпширский механизированный пехотный полк.

Коренев впервые посмотрел на него более внимательно.

– Когда и где перешли на сторону Вермахта?

– Я не переходил на сторону Вермахта. Попал в плен случайно, по недоразумению.

– Хорошее недоразумение. А тогда объясните, как попали в плен к ним?

– Я не попадал к ним в плен. Я попал в плен к вам.

– Я вас серьезно спрашиваю. Отвечайте правду. Вникните в ваше положение.

– Правду и отвечаю. Это роковая ошибка. Превратности судьбы.

– Такого не может быть. Мы не воевали с союзниками.

– Но, тем не менее, это так. Английский излом, если хотите, крутой поворот, а точка излома…

Старший лейтенант Коренев перебил его:

– Не понимаю вашу аллегорию. Вы не хотите говорить серьёзно, пойти навстречу? Задаю вопрос еще раз: где и когда вы попали в плен к советским вооруженным силам?

– При штурме города Висмар, на восточной окраине…на линии разграничения зон огня с союзниками, четвертого мая.

– Это уже другое дело.

– Да, но я не воевал против русских.

– Тогда бы вас не взяли в плен. Согласитесь. И откуда вы так хорошо знаете немецкий язык?

– А вы кто по профессии?

– Я профессиональный переводчик.

– Я тоже. Дипломированный филолог-полиглот.

– Будьте разумней, лучше признайтесь сразу. И не юлите тут. – Последнюю фразу Коренев сказал по-русски.

– Простите, что вы сказали?

Терпению старшего лейтенанта подходил конец. Да и время, отпущенное по нормам на каждого военнопленного, заканчивалось.

– Последний раз спрашиваю: какова ваша принадлежность к войскам Вермахта?

– Бог ты мой! Вы напоминаете мне того таможенника на границе, который всё допытывался у Виктора Гюго: кем он работает? Это исторический факт, литературный анекдот. Писатель отвечает: «Пишу». Тот не понимает, вновь спрашивает: «Род деятельности?». «Писатель». «Отвечайте серьезно, чем вы зарабатываете на жизнь?» Автор «Парижских тайн» всерьез говорит: «Пером». Тогда таможенник облегченно вздыхает и записывает в документах: «Виктор Гюго, торговец пером». Так и вы, господин лейтенант. Верить надо.

– Не учите меня, чему верить, а чему нет! Вы немцы, очень хитрая нация. И коварная…