Ярон Юхансон - Нулевой пациент

А 5 августа планировалось начать «День Орла», как Гитлер окрестил начало воздушного налета на Англию. За четыре недели предстояло полностью уничтожить британскую авиацию. Далее должна была последовать операция «Морской лев», в ходе которой предусматривалось форсировать Ла-Манш и высадить на южном побережье Англии 25 дивизий Вермахта. По идее, разгром Англии завершил бы триумф Третьего рейха в Европе. Однако 5 августа погода оказалась нелётной: туманы, низкая облачность, дожди, грозы… Начало операции неоднократно переносилось из-за неблагоприятных погодных условий и 13 августа все же началось.

Питер Стоун и Джесси Оуэнс служили к этому времени в королевских войсках Его Величества уже месяц, проходили специальную подготовку наряду с другими новобранцами, студентами и выпускниками Оксфорда. Позднее им будет присвоено звание капралов. Мэри с новорожденным мальчиком оставалась в Ричмонде. Под присмотром Анны Стоун и своих родителей, которые неотлучно находились при ней, ведь их поместье находилось совсем рядом.

Отец Питера лорд Мэтью Вильямс Стоун работал в Адмиралтействе. Занимал там важный пост.

Лондон в эти страшные месяцы сумел выстоять, хотя в городе помимо метрополитена почти не имелось действительно безопасных убежищ. А те, что были, выглядели очень ненадежно. Ну что можно взять с подвалов и погребов, которые не могли бы выдержать прямые попадания? Они и не выдерживали…

Благодаря своей военной подготовке, Уинстон Черчилль был назначен премьер-министром. Он представлял главное препятствие на пути заключения мира с Германией. Королевская семья относилась к нему с подозрением и недолюбливала его, впрочем, как многие в правительстве и в высшем свете, считали его разжигателем войны. «Мы будем защищать наш остров, – сказал он, – чего бы нам это не стоило, мы будем сражаться на его берегах, на его землях, на его полях и на его улицах. Мы будем сражаться на его холмах, мы никогда не сдадимся».

Еще он вспоминал: «За Атлантическим океаном в Соединенных Штатах, длительные бомбардировки Лондона, а впоследствии и других городов, вызвали волну сочувствия, какой не бывало ни до, ни после того в англоговорящем мире. В сердцах американцев пылало сопереживание, и сильнее всех – в сердце президента Рузвельта. Я чувствовал желание миллионов мужчин и женщин разделить наши страдания и нанести ответный удар. Американцы ехали в Великобританию и везли столько, сколько могли взять с собой. Их уважение, почтение, чувство любви и товарищества очень воодушевляли. Однако нам предстояло еще много месяцев такого странного выживания. Лондон походил на какое-то огромное историческое животное, способное переносить страшные раны, изувеченное и кровоточащее и все же сохраняющее способность жить и двигаться».

Но, несмотря на тяжкие испытания, выпавшие на долю лондонцев, они не пали духом. Квалифицированные и неквалифицированные рабочие, мужчины и женщины стояли у станков и работали в цехах под бомбами врага. Складывалось такое ощущение, что они жили на передовых позициях. А то и в окопах. А по существу, все они и были в окопах «Битвы за Англию».

Уже вторую неделю Питер Стоун вместе с другими военнопленными работал в столице СССР. В основном, на стадионе «Динамо». Но были и другие объекты, требующие восстановления или возведение новых зданий. Заключенных развозили в грузовиках к нужному месту строительства, а к вечеру возвращали обратно – на огороженную колючей проволокой и охраняемую территорию в районе Большой Калужской улицы и Воробьевского шоссе. Она считалась филиалом Третьего отделения Красногорского лагеря и представляла собой несколько жилых бараков, временную комендатуру в два этажа, столовую с кухней, служебные и подсобные помещения, хозблок.

Всего заключенных насчитывалось около трехсот. Контролировали и наблюдали за ними офицеры и солдаты НКВД, вооруженные автоматами и винтовками. Обслуживающий персонал также состоял на службе в органах. Иногда появлялся капитан Волков, мелькал то тут, то там, но пообщаться не представлялось возможным. Полковника Ясина также Стоун видел пару раз в окружении других офицеров. Пробиться к нему тоже никак не удавалось. Помня слова Йозефа Хендрикса, Питер решил сначала испытать свое счастье с капитаном НКВД. Вот только не знал еще, с какого бока к нему подступить? Чем погасить его ненависть к англосаксам? Его месть к ним за гибель жены-летчицы.

Вспоминал он изредка и Наталью Павловну. Причем всегда, когда Питер вспоминал о той мимолетной встрече в банно-процедурном комплексе в Красногорске и о разговоре с капитаншей, он непроизвольно внутренне улыбался и на сердце теплело. Но вскоре перед глазами вставал нынешний быт и плыли картины минувших дней, с того самого часа, когда он попал в плен в последние дни войны. Об этих днях все в бараках рассуждали много, часто и долго. Не перегорело еще.

Наталья Павловна редко появлялась на людях, почти не выходила из комендатуры или своего хозблока, но один раз издалека он её увидел. Кажется, и она его тоже. Даже кивнула приветливо. А когда было видеться? Стоун с утра до вечера на стройках, обед там же. А после ужина в филиале лишь бы добраться до койки. И там либо падаешь замертво, либо ввязываешься в разговор со Шнитке-Кохом и обсасываешь уже навязшие в зубах одни и те же темы – война, война, война. Они говорят одно, со стороны немцев, он – другое. Два взгляда на Второй фронт, на высадку в Нормандии и прочее. Которое сейчас никому не нужно. А что нужно? Только свобода.

А тут еще встревает и Рёске со «своей правдой». Вернее, с ненавистью. Брызжет слюной, грозит кому-то кулаком, размахивает им перед носом то у одного, то у другого. Того и гляди вцепится кому-то в горло. Однажды между ними произошел следующий неприятный инцидент. Некрасивый и глупый. Прямо боестолкновение, как на фронте. А на «линии разграничения огня» в тот раз оказались Рихард Кох и Ганс Шнитке.

Дело происходило за ужином в бараке-столовой. Шел пятый день их пребывания в филиале лагеря в Москве. Они только что вернулись со стадиона «Динамо», успели ополоснуться холодной водой и расселись за импровизированными столами из струганных досок. Каша в алюминиевых мисках, хлеб, кусочки масла и даже тонко нарезанная колбаса уже были приготовлены. Стоун немного задержался у входа, а когда сел на свободное место – напротив Рёске, вдруг с удивлением обнаружил, что его миска пуста. Более того, не было также его пайки хлеба, масла и колбасы. Опять толстяк запустил лапу?

– Что происходит? – Спросил Питер, обращаясь к соседям – Коху и Шнитке.