Алекс Монт - Пропажа государственной важности. Исторический детектив

– Премного благодарен, ваше высокопревосходительство, – отчеканил Сергей и собрался уж уходить, но князь задержал его.

– Не забудьте вдругорядь свой цилиндр, – кивнул на стоявший, на углу стола футляр вице-канцлер. – А это вам от нас с Андреем Федоровичем презент, господин старший следователь, – провозгласил князь, протягивая Сергею комплект новехоньких коллеж-асессорских петлиц.

– Такая внимательность. Весьма тронут. Даже не знаю, как выразить свою признательность вам…, – искренне растрогался Чаров.

– Наилучшим ответом станет найденный вами пакет, Сергей Павлович, – оценив душевное состояние молодого человека, неожиданно тепло и впервые по имени отчеству обратился к нему Горчаков.

Когда карета министра, любезно одолженная Чарову князем, подъезжала к его дому на 7-й линии, присланный Мерзликиным филер – плотного сложения малый лет тридцати, уже поджидал его.

– Поднимемся ко мне, – на этот раз своим ключом Сергей открыл дверь в воротах, и они зашли во двор.

Слуга Прохор не выразил удивления, увидав рядом с барином незнакомого человека, и, равнодушно приняв от него шинель, футляр и фуражку, убрался на кухню собирать ужин. Агент, не пожелав расставаться с пальто, с котелком в руке последовал в комнаты за Сергеем.

– Я тут побаловался художеством и набросал портрет особы, за кем вам предстоит походить, господин Шнырь (именно так отрекомендовался ему филер), – Чаров отдал ему изображение Акинфиевой, кстати сказать, весьма правдоподобное. Живописные уроки Антакольского явно не прошли для него даром.

– Когда прикажете приступить? – острым взглядом Шнырь окинул портрет перед тем, как вернуть его автору.

– Завтра, и, хорошо бы, с самого утра, – Чаров был впечатлен зрительной памятью тайного агента.

– Ежели на Дворцовую прибуду часиков эдак в семь, устроит?

– Даже, думаю, раненько будет. Главное, чтоб наша дама не срисовала вашу персону.

– Обижаете, Сергей Павлович. Я службу без всяких там яких знаю. Не впервой делами таковыми занимаюсь. В дождь и в снег; в жару и в стужу доводилось за разным народом ходить, да часами их благородия на улицах караулить. Уж прознал за десяток лет все ее курьезы и премудрости, и не припомню такового конфуза, чтоб меня, как вы изволили выразиться, срисовали. Да и господин Мерзликин завсегда мною довольны были, – объяснил, что не лыком шит Шнырь.

– Прошу меня извинить. Не подумал, – примирительно бросил Сергей.

– С отчетом, прикажете сюды приехать?

– Сюда, сюда! – закивал головой Чаров в горячей поспешности. Одна мысль о перспективе встречи с подобным типом на глазах кого-либо из знакомых внушала ему неприязнь.

– В таком разе позвольте откланяться. Завтра ввечеру, часиков эдак…, – прикинул время Шнырь, – в девять, а может, и попозжее прибуду к вашему высокоблагородию, – кивнул напоследок агент и вышел на лестницу.

Оставшись наедине, Чаров достал из кармана список Гумберта и предался размышлениям. Крикнув Прохору, чтоб повременил с ужином, он занялся петлицами. Плотный обед в трактире с Мерзликиным не позволил ему проголодаться.

Пройдясь по громким фамилиям и титулам списка, он исключил из него иностранных дипломатов, высших чиновников и прочих официальных и приближенных ко двору лиц, бывавших на Дворцовой лишь по случаю, и обратил внимание на две скромные персоны – Кондратия Палицына и Надежды Акинфиевой. Палицын подпадал под подозрение по факту нахождения в министерстве из-за своей неурочной работы, а у Акинфиевой налицо был мотив – шантажировать вице-канцлера украденным пакетом с целью получения от него иностранного паспорта для выезда за границу. Столяра Михеева, горничную Авдотью, швейцара и прочих слуг, как самостоятельных фигур, он в расчет не брал и добавил их к первым двум из соображений возможного соучастия. Если с Акинфиевой он успел познакомиться и составил о ней определенное мнение, (в отношении нее он также полагался на профессионализм Шныря), то личность коллежского секретаря и делопроизводителя Азиатского департамента оставалась для него загадкой. Характеристика, данная в превосходных тонах Палицыну Гумбертом, не могла удовлетворить Сергея Павловича, и он решил завтра же повидать его.

Идя по Дворцовой, куда его довезла утренняя конка 20 20 Маршрут конки, которой пользовался Чаров, проходил по 6-й линии Васильевского острова, далее шел по Конногвардейскому бульвару и заканчивался на Адмиралтейской площади. , Чаров приметил знакомую карету. Когда дверь экипажа отворилась, по брусчатке площади по направлению к подъезду МИДа торопливо застучали каблучки-рюмочки.

«Мадам Акинфиева опять откуда-то возвращается! – в очередной раз изумился Сергей и сверился с брегетом. Часы показывали ровно десять. – А где, любопытно, господин Шнырь затаился?» – он обвел взглядом площадь, но агента не обнаружил. Только подойдя к дверям министерства, заметил скользившую вдоль стены фигуру. Поняв, что опознан, Шнырь с невозмутимым видом перешел на обычный шаг. «А он ведь вчера не бахвалился, службу свою знает!» – с уважением подумал о филере Чаров и, подмигнув тайному агенту, вошел в распахнутую швейцаром дверь. Не став уведомлять о своем приходе Гумберта, он направился в Азиатский департамент.

Предлог, чтобы там появиться, он придумал загодя – перевести поясняющую надпись к японскому средневековому свитку с изображением самурая в доспехе. Чтобы спектакль состоялся, Сергей упросил настоящего владельца раритета, своего давнего приятеля Несвицкого, предоставить ему ценную реликвию на пару часов. Появление Чарова со свитком в руке произвело должный эффект в департаменте, и единственно сведущий в японском языке чиновник, бывший на тот момент налицо, был вызван для перевода. Нетрудно догадаться, кто им оказался.

– Ох, уважили, месье Палицын! Блестящая работа! Я – ваш должник, – бессовестно хвалил довольно заурядный перевод Сергей, аккуратно сматывая свиток и широко улыбаясь.

– Не стоит благодарности, господин Чаров. Мне, наоборот, было даже весьма занимательно соприкоснуться наяву с подлинным японским искусством, – отвечал польщенный чиновник, беспрестанно поглаживая перстень на мизинце левой руки.

– И с каким таким подлинным японским искусством вы изволили соприкоснуться, господин Палицын? – директор Азиатского департамента Стремоухов появился неожиданно и успел услышать последнюю реплику Кондратия Матвеевича.

– Тому виной этот старинный манускрипт и покорный слуга вашего превосходительства, – не замедлил прийти на помощь растерявшемуся Палицыну Сергей. – Коллежский асессор Чаров, служу по юридической части, – представился он, развертывая свиток обратно. – Осмелился потревожить господина Палицына на предмет неизвестного мне текста, помещенного здесь, – он указал на выведенные черным цветом иероглифы.