Илья Немцов - Гончар из Модиина

И, когда однажды Эльазар сказал Эсте об этих своих наблюдениях, она смутилась, вспыхнула и, с глазами полными слез, выбежала из шатра.

Изредка к ним заходил Филон. Он явно засматривался на похорошевшую рабыню. Грубо шутил. Но когда однажды попытался взять её в свой шатер, как это делал с другими рабынями, его остановил Эльазар.

— Она моя собственность!

— Вот как! — грозно насупился офицер. — Это за какие же деньги, иудей, ты её выкупил?! — Но, посмотрев на улыбающегося Эльазара, разочарованного протянул, — неужели отдал в казну "приданое"?

Эльазар кивнул. К знаку солдатского отличия "За храбрость", который он получил, придавался талант серебром.

— Вот и пойми вас, иудеев, — примирительно подытожил Филон, — отдать такие огромные деньги за рабыню, которая и так в твоём полном распоряжении.

— Теперь в полном, — кивнул Эльазар. И Филон, махнув рукой, вышел. Частную собственность он уважал.

Силонос был также немало удивлен, когда узнал, что иудей, в качестве выкупа за рабыню, внес в казну крепости все, причитающиеся ему деньги, до последнего халкуса, но ничего не сказав, подписал право Эльазара на его собственность.

Когда же Эльазар сообщил об этом рабыне, она ответила грустной улыбкой. На её лице отразились сомнение, недоверие, печаль. Тогда Эльазар показал ей документ, подписанный Силоносом. Она развернула папирус, бегло прочитала, чем немало удивила Эльазара, передала обратно и, ничего не сказав, склонила голову. Так обычно поступали рабыни перед новым владельцем.

Всё это Эльазар поведал раву Нафтали, и тот велел привести рабыню в бейт-кнессет.

Они беседовали втроём

— Рассказал ли ты принадлежащей тебе рабыне, о наших законах на этот счёт?

— Да, я предупредил её, что после семи лет рабства, она будет свободным человеком.

— Мне это было известно и раньше, — неожиданно вмешалась в разговор рабыня, — и, умоляю вас, да проститься мне дерзость, на которую я осмелилась, заговорив с вами.

— Продолжай, дочь неволи, — с теплотой и заинтересованностью сказал рав Нафтали.

— Но я не знала, — продолжала рабыня, — что греческий воин, дружащий с эллинами, сам не превратился в эллина, и будет придерживаться иудейских законов.

— А знаешь ли ты, несчастная, кто твои родители и где пребывают они сейчас? — не обратив внимания на её реплику, все так же участливо продолжал раввин.

Эста молчала. А затем, как бы просыпаясь после тяжелого сна, посмотрела на Эльазара. В её взгляде была мольба, покорность, затаённая надежда.

— Позволит ли мой хозяин ответить?

Эльазар кивнул, но рав Нафтали задал еще один, явно занимавший его, вопрос.

— В твоем арамейском я слышу не только отзвуки языка Вавилонского пленения, но и неизвестные мне ритмы и особый мягкий напев. Расскажи всё, что помнишь, о себе. Ты среди друзей, дочь моя.

— Моим учителем был дедушка Ахав, — начала Эста, — он учил меня родному языку, много рассказывал о далеком прошлом нашего народа. Он говорил, что наши предки прибыли из Вавилона, куда их привез сам Навуходоносор.

— Как это привез? — удивлялась я. — Они ведь люди, а не вещи!

— Они, действительно, люди, — соглашался дедушка Ахав, — но они были его пленниками, его рабами. А рабы — это все равно, что вещи: их можно купить и продать.

Эста замолкла, проглатывая навернувшиеся слёзы.

— Значит, дочь моя, ты из иудейской семьи, — утвердительно сказал раввин. — Я это понял уже из рассказов Эльазара, однако хотел в этом убедиться лично. Теперь расскажи, как ты попала в рабство? Я понимаю, что больно копаться в открытой ране, но извини старого человека, это надо сделать. Без этого трудно наметить правильное лечение.

— Мне тогда было пятнадцать лет, — явно волнуясь, начала рассказ Эста, — к нам в селение съехалось в тот день много гостей, даже из самых далёких уголков Эфирики. Не смолкали радостные голоса, играли флейты, кифары и арфы, ритмично звенели бубны.

Отец и мама встречали прибывавших гостей, братья соревновались в ловкости езды на лошадях. У нас было много хороших лошадей! — Эста на мгновение оживилась, в её больших зеленых глазах мелькнули затаённые искры и тут же погасли, она надолго замолкла.

Никто её не подгонял. И Эста, переведя дух, продолжала:

— Мы с подругами затеяли какую-то игру, уже не помню, какую. Я спряталась за большим кустом барбариса. А потом увидела, что нас ищут мальчишки, и мы решили убежать к морю.

— Лучше бы я тогда погибла! — с отчаянием в голосе воскликнула она. И, немного успокоившись, продолжала:

— Море было спокойным и голубым, как небо. По морю плыли большие белые облака. Мы стояли около ручья, сбегавшего с гор. Этот ручей, — объяснила Эста, — протекал через наше селение, и мы часто бросали в его стремительные воды венки из ромашек, а потом сбегали вниз, чтобы их поймать еще до того как венки уплывут в море.

Мы не обратили внимания на большую лодку, спрятанную недалеко от устья нашего ручья. Когда же увидели чужих людей, выскочивших из густых прибрежных зарослей, было поздно. Мы начали изо всех сил кричать, пытались убежать, но они накинули на нас мешки и унесли на лодки.

— Мы стали рабынями греческих разбойников, живущих в каком-то полисе на берегах Понта Эвксинского. Вначале мы работали на виноградниках, — вспоминала Эста, — потом собирали колосья ячменя, вязали снопы, ухаживали за козами и овцами, доили, делали сыр.

Но однажды нас разделили. Меня продали владельцу лавки по имени Деметрий. Он торговал всем необходимым для ловли рыбы. Мы вязали сети, вили канаты, шили паруса. Деметрий был добрым человеком, не бил нас, давал еду. Но его сын — Меланос был настоящим разбойником! Он все время хвастал, что это он и его друзья привезли добычу с берегов Эфирики. Другие разбойники боялись даже нос показать в наших краях!

Страшно стало, когда умер Деметрий. Меланос начал приставать, — и в широко раскрытых глазах Эсты застыл ужас, руки её мелко дрожали, — Меланос бил нас плетью, не давал есть. Потом продал меня купцу из Александрии, а этот повез нас в Парфию.

Так я оказалась в караване, ползущем через страшную пустыню. Я больше не могла выдержать страданий и решила умереть. Перестала есть и пить. Но хозяин заметил это и страшно меня избил. Он кричал, что я воровка, что я хочу себя украсть у него! И бил, бил, бил. Потом заставил меня пить и есть. Он все время бросал мне еду. Следил, чтобы я окончательно не ослабела и не сдохла. Ведь он тогда не сможет отдать меня в гарем богатого парфянина, с которым он заключил сделку.

— А дальше вы всё знаете, — с облегчением завершила печальный рассказ Эста. — Наемники-парфяне, охранявшие наш караван, решили захватить около Дура-Европоса еще дюжину рабов, вместо умерших по дороге, но на этот раз им не повезло.