Илья Немцов - Гончар из Модиина

— Теперь я у нового владельца, — и она, посмотрев в сторону Эльазара, покорно склонила голову.

В гончарную мастерскую они вернулись вместе. Впереди шел Эльазар. За ним, в трех шагах, следовала Эста. Оба не проронили ни слова. Эста, растревоженная воспоминаниями. Эльазар — услышанным.

Разница состояла лишь в том, что теперь хозяином несчастной был он, Эльазар бен Рехавам.

Вскоре, занятый военными учениями и многочисленными заботами, Эльазар забыл (или сделал вид что забыл) о разговоре, состоявшемся в бейт-кнессете. Однако ему напомнила об этом Эста и напомнила совершенно необычным образом.

В один из рабочих дней, она зашла в его шатер и положила перед ним сырую глиняную табличку. На ней был нацарапан заостренной палочкой какой-то рисунок.

— Ты говорил о светильнике, — сказала она. — не эту ли форму ты имел в виду?

— Эту! — выдохнул крайне удивленный совпадением нарисованного Эстой, с тем светильником, который он видел в своем воображении.

На плитке был тот же диск, с локоть в диаметре, весьма похожий на увеличенное в сотню раз чечевичное зерно. В такой диск могло свободно войти полтора кувшина оливкового масла.

Через равные промежутки, по периметру диска, располагались семь расширявшихся к верху рожков. В каждый рожок входил фитиль толщиной в дактиль. Такой светильник, подобно хорошему греческому лампиону, мог давать много света.

Продолжая вглядываться в рисунок, нацарапанный Эстой, Эльазар невольно вскрикнул:

— Но я не рисовал этого!

— Нет, — быстро ответила Эста, — но ты всё время думаешь именно о таком светильнике, как и о том, где найти глину, которая позволила бы создать именно эту форму. До сегодня такой глины у тебя под рукой не было.

Эльазар молчал, потрясённый услышанным. И лишь овладев собой, спокойно произнес:

— Глина уже привезена.

Эста кивнула и пошла к промывочным бассейнам. Начался обычный рабочий день. Когда тщательно просеянная и промытая глина достаточно подсохла, Эльазар спустился в бассейн, произнес молитву и отсёк кусок средней величины.

Глина была мягкой, чистой и эластичной. Послушно принимала нужную форму. Самозабвенно работавший Эльазар, не успев завершить лепку, неожиданно прервал работу. Каким образом и чем будет крепиться диск? Разместиться ли он на треноге, либо будет подвешен к потолку?

Эльазар невольно взглянул на схему, нацарапанную Эстой. Здесь было изображено решение, о котором он не думал.

От каждого рожка шли тонко сплетенные кожаные ремешки, они кольцом охватывали основание каждого рожка и были протянуты к центру диска, как понизу, так и поверху. Здесь ремешки скреплялись в прочное кольцо, напоминавшее венок из ромашек.

К этому кольцу Эльазар впоследствии прикрепил ремень из сыромятной кожи и тот обеспечил прочную подвеску нелегкого светильника к сплетению канатов у потолка шатра.

Когда светильник был готов, Эста попросила разрешения раскрасить его. Эльазар заколебался. Он хорошо знал суровые вкусы Силоноса. Тот предпочитал простоту цветового решения, четкость и ясность. Угадает ли это Эста? Однако тут же отбросил сомнения.

Светильник был подвешен в шатре гекатонтарха, когда тот с очередной инспекцией объезжал крепость. Возвратившись в шатер, Силонос сразу же обратил внимание на светильник, и понял, что это дело рук иудея. Велел вызвать Эльазара.

Пока же он принялся внимательно рассматривать необычное, подвешенное к потолку, сооружение. Ему сразу же понравилась скромная и одновременно нарядная раскраска светильника. Нижняя плоскость диска была аккуратнейшим образом покрыта концентрическими кругами золотистой глазури.

Круги четко отделялись друг от друга узкими полосками угольно-черного цвета. Эта контрастность оживляла тяжелый диск, круги как бы пульсировали, непрерывно двигались, плясали, играли вместе со светом двух горящих фитилей.

Этот светильник напомнил Силоносу древние критские керамические изделия. Разукрашенные черными и белыми полосами, они были чрезвычайно красивые и ценились на вес золота. Вместе с тем, как определил Силонос, светильник иудея был совсем иным. В нем сочеталась необычная красота и изящество, со скрытой духовностью.

Не дождавшись Эльазара, Силонос зажег остальные пять рожков.

Толстые, хорошо подрезанные фитили, почти не дымили. Излучаемый ими свет был устремлен к сходящемуся потолку шатра, и от этого казалось, что сам светильник был устремлен к льющемуся сверху свету. "Именно к свету, — мысленно подчеркнул Силонос, а не к освещению шатра".

То была одна из лучших работ Эльазара.

Силонос знал, что этот светильник завершал пятилетний срок рекрутской службы иудея. Период потрясений, сомнений, недоверия, завершившийся их прочной дружбой.

И только теперь, когда иудей возвращался домой, Силонос почувствовал незнакомую раньше тяжесть расставания. Эльазар не только храбрый воин. С ним он мог говорить о тонкостях искусства керамики, о смысле жизни, о многих, казалось, давно забытых вещах. И эти, незаметные для постороннего глаза беседы, сильно скрашивали суровую и однообразную жизнь вдали от Эллады. К тому же, Эльазар, не стремясь к этому, раскрыл перед ним, потомственным эллином, мудрую душу столь презираемого народа.

Силонос вновь и вновь изучающе смотрел на светильник, и в его сознании мелькнула поразившая его мысль. В висящем в его шатре предмете, созданном руками иудея, была сосредоточена вся философия этого народа — дарить свет другим.

Силонос грустно улыбнулся своему неожиданному открытию.

Ему, эллину, казалась странной вера варвара в единого Бога. С детства он знал реальные силы, управляющие миром. Он мог назвать их по имени. Знал меру могущества каждой из них.

У иудеев же всё было иным, малопонятным и эта непонятность влекла к себе любознательного эллина.

Быть может, встреча с иудеем из далекого селения Модиин и была причиной, принятого греком необычного решения. По истечении срока службы в Дура-Европосе, считавшемся далекой окраиной империи Селевкидов, у гекатонтарха Силоноса появилось право получить хорошую должность в центральной части империи, однако он предпочел службу в Иудее.

Его прошение было довольно быстро удовлетворено. К тому времени Иудея уже слыла беспокойной гипархией. И трудно было найти добровольцев, желавших там служить.

Так гекатонтарх Силонос оказался в Модиине, под командованием гипарха Апеллеса, которому оставалось два года до выхода в отставку.

Однако еще задолго до прибытия в Иудею эллина Силоноса, домой, в Модиин, вернулся её коренной житель Эльазар бен Рехавам.

Дорога домой была необычно долгой, и виной тому был сам Эльазар. Он выбрал не кратчайший путь через Мари, к верховьям Евфрата, Антиохию и далее, по морю, к иудейскому порту Яффе, но через Эфес и пролив Босфорус прямиком к берегам Понта Эвксинского.