Юлия Верба - Одесская сага. Понаехали

Фира стояла ничего не слыша, уставившись в одну точку куда-то на линию горизонта, глядя сквозь полуприкрытые веки. Это было непередаваемо – синяя бесконечность практически незаметно переходила в небо. Фира легонько покачивалась. А Ваня перебирал в кармане мелочь – на первый класс не хватит…

Купальни в Аркадии были двух классов – как и положено, в первом за двадцать копеек дамы могли переодеться и практически незамеченными нырнуть в воду подальше от берега и поплескаться. После водных процедур подавали полотенце, горячий чай с «марципанами», а также кружку пива или кваса.

Во втором классе возможность сохранить лицо стоила всего пять копеек, но в кабинках поуже и попроще, кроме того, там тоже выдавали полотенце.

– Вот, держи, – Ваня протянул жене пятачок. – Прости, любимая, с меня марципаны и квас.

– А шо так скромно? Разбогатеешь – с тебя шампанское и совместное купание подальше отсюда, – улыбнулась Фира и мягко отстранила его руку с монетой, – тем более я плавать не умею. Зачем мне та купальня?

После многолетней дедовской муштры Ваня и представить не мог, что кто-то не обладает такими элементарными навыками.

– Иринушка, там внутри веревка, ну обвяжись вокруг пояса и попробуй. Тебе понравится. Меня, к сожалению, с тобой не пустят и за рубль.

Купальни на границе девятнадцатого и двадцатого века даже в прогрессивной Аркадии были раздельными. Несознательные бедные граждане плескались в исподнем, самые прогрессивные и обеспеченные – в купальных костюмах до колен.

С площадки под соснами гремел оркестр. Фира, стащив платье в узкой и душной дощатой кабинке, хмыкнула сама себе под нос: – Помирать – так с музыкой! – и, схватившись намертво руками за веревку, опустилась в воду.

Она держалась за край купальни и наслаждалась внезапной невесомостью и зыбкостью, теплая вода баюкала и покачивала. Фира облизала губы – соленые какие! Вот для чего квас или пиво – вприкуску с этой солью на теле!

Она проторчит в воде хороших полчаса, потом стянет мокрую сорочку и насухо вытрется. Ну и как теперь это домой тащить?

Фира шла со сбившимися мокрыми волосами и свернутой в узелок нижней сорочкой. На причале ее уже ждал Ванечка.

– У тебя что – под платьем ничего нет?

– Кому что, а курке – просо! – рассмеялась Фира. – Спасибо тебе! Это действительно незабываемые ощущения!

Ваня незаметно провел ей рукой по спине, скользнув чуть ниже:

– О боже, я с ума сойду, зная, что ты там…

Фира тряхнула головой:

– Так поехали домой скорее!

Они заторопились к трамваю мимо буфетов и ресторанчиков. Фира старательно не замечала призывных вывесок и зазывал. О, как же Ваня хотел отвести ее в самый шикарный ресторан, отобедать с шампанским, но, увы, после зернового кризиса эти пять рублей были непозволительной роскошью. «Я заработаю, я обязательно заработаю», – думал он…

Это были самые тяжелые три месяца на новом месте. Иван Беззуб, внук полковника, сын негоцианта, пошел помогать Гедале. В хлебный сезон биндюжники поднимали и спускали на ветер состояния, и помочь заработать на булку с маслом соседу было не в напряг. Гедаля принадлежал к уважаемой династии – еще его дед начинал работать в порту. Биндюжники – высшая портовая каста грузчиков, а точнее ломовые извозчики, специалисты по грузоперевозчикам. Их счастье и монополия начались в далеком 1824 году, когда было принято решение не пускать под погрузку – разгрузку в город и порт никого, кроме биндюхов – высоких, почти в рост человека, узких телег – рыдванов. Отец Гедали сменил биндюх на купленный за все сбережения бенд-ваген – повозку из немецкой слободы на железных осях, высотой с Фиру. А сам Гедаля пополнил полученное по наследству дело парой першеронов – толковых тяжеловозов с удивительно мягким ходом. Гедаля гордился, что даже его любовь и судьба тоже связана с извозом. Это ж надо было влюбиться в сосватанную девицу с таким именем! «Рива» означала упряжку.

На его бенд-ваген можно было загрузить до сотни пудов, а размеры телеги помогали разминуться двум извозчикам и на узких улицах, и на причалах. В хлебный сезон с августа по конец октября Гедаля шиковал. За одну ходку с одной телеги – пятнадцать рублей! А в день таких с десяток. Пьяный Гедаля бахвалился:

– Ривка, шикарно живешь – вон околоточный надзиратель получает пятьдесят целковых в месяц, а я – в день. У Фердинандовны, а она ученая, дохтур, восемьдесят пять – а я могу больше за день привезти!

– Так довези хоть раз, мишигинер [5] Мишигинер – дурачок ( идиш ). ! Горе мое! Все пропивает! Видели – он на трех телегах свои кости домой везет! Тут – сам! Там – плащ, а на третьей – картуз! Шоб тебе пусто было, пропойца! Пять ходок сделал – а карманы пустые!

Ривка привирала. Несмотря на беспробудное пьянство, Гедаля всегда минимум десятину отдавал супруге ежедневно. Но этим клятым бабам разве угодишь!

С Ваней в помощниках дело пошло веселее и прибыльнее. Молодой Беззуб был здоровый, как любимый Гедалин тяжеловоз. И такой же выносливый. Они грузились и разгружались в три раза быстрее. Ваня не только грузил зерно, но и подрабатывал Гедалиной совестью на общественных началах и безнадежно портил традиционные пьянки своим занудством и напоминаниями про Ривку. Тот вздыхал и уходил из трактира.

– Так люблю ее, – признавался пьяненький Гедаля, возвращаясь домой с Иваном и покупая Ривке очередной огромный букет в папиросной бумаге. – Жить не могу без ее крика. А когда ласковая – то боюсь, сердце остановится от нежности. Глупый я, да?

Ванька смотрел на заветренное до черноты Гедалино лицо, мощную, как у его першеронов, шею, разбитые мозолистые руки и детскую улыбку в сетке морщинок, разбегающихся белыми лучами от глаз и по щекам.

– Не, Гедаля, ты хороший. Только пить не умеешь.

– Зато люблю это дело, – Гедаля хохотнул и присвистнул: – Поехали, Беззуб, – еще один гешефт сделаем. Ночной.

Помимо зерна, в сезон у Гедали, одного из немногих избранных биндюжников, был круглогодичный заработок в городе. Пока товарищи по цеху с ноября по март занимались опасными и долгими междугородными перевозками, он делал ночные рейсы на Большой Фонтан. Там, за заколоченными на зиму дачами и немецкими поселками швартовались корабли пополнять запасы питьевой воды и сгружать контрабандный товар. Он приходил сюда регулярно – до, после и вместо хлеба и кормил полгорода. Перевозить дорогие грузы доверяли только самым проверенным и молчаливым. Гедаля, несмотря на попойки, ни разу не обмолвился об этих походах налево.

Лунная дорожка над тихим морем, первый запах прелых осенних листьев, шорохи и скрипы пустых одичавших дач, черные тени на лунной дороге – Ваня с жадным жюль- верновским интересом впитывал новые грани одесской жизни. Гедаля съехал почти к морю и присвистнул – из кустов дерезы прорезался темный силуэт и махнул рукой. Они съехали еще ниже. Из лаза, вырубленного в ракушняковой породе, нависавшей над песчаным пляжем, вынырнули две фигуры с мешками. За ними еще две.