Илья Земцов - Возврата к старому не будет

– Да что он? Спятил? Посылает пацанов. А знаешь ли, какой у них трактор? – почти кричала Пашка. – Латаный-перелатаный. Только и знают, что ремонтируют. Это он просто издевается над нашим колхозом.

– Ты, Прасковья, не кричи и не переживай. Я говорил с бригадиром Филиппом Тихоновым, он их хвалит. Хочет сам приехать с другим трактором. Скурихин говорил, что наш колхоз еще за прошлый год не рассчитался с МТС. Семена тоже обещают привезти. Я просил еще семян льна. Он сказал: «Чего нет, того нет, помочь не могу».

– А ну, бабы, впряглись, поехали, – сказал Алексанко.

– Да ты погоди. Дай им отдохнуть, – с злостью крикнул Николай. – Посмотри, они с ног до головы от поту мокрые, платья-то как после дождя.

– Некогда годить, – ответил Алексанко. – Скоро ночь, уже заходит солнце. Ночью отдохнут, мужиков нет, беспокоить некому.

Женщины захохотали.

– А ты к нам приходи, – сказала Пашка. – Вот и побеспокоишь.

Алексанко одной рукой разгладил бороду, другой подтянул осевшие вниз штаны, широко заулыбался. Глядел на раскрасневшуюся, потную, с распущенными волосами Пашку. Думал, что неплохо бы и сходить, но ответил:

– Эх, если бы годков десять скинуть.

– Брось прибедняться, – заговорили женщины, – ведь к Марье-то Тиминой ходишь.

Алексанко серьезно ответил:

– Хожу. А знаете зачем? Пить чай.

Женщины снова захохотали. Все разом заговорили:

– Знаем мы эти чаи.

Алексанко повелительно, как на подчиненных, крикнул:

– Впрягайтесь, поехали.

И женщины потащили плуг.

Николай, улыбаясь, вдогонку кричал:

– Алексанко, ты кнут возьми, быстрее дело пойдет.

Так они после колхозной работы пахали свои участки. Военный голод многих заставил вернуться в деревню и заняться не колхозной, а личной землей. Население деревни, включая старых и малых, трудилось на своих участках. Копали лопатами, боронили железными граблями, садили овощи и картошку, сеяли ячмень. Немногие пахали плугом, опять же на себе. На картофельном поле с невыкопанной прошлогодней колхозной картошкой целыми днями паслись старики и дети, выбирая клубни, превратившиеся в кусочек белого вещества, похожего на крахмал. Это вещество добавляли к мелко изрезанной траве и пекли хлеб. Этим хлебом деревня жила.

Скурихин не обманул, послал сразу оба трактора. С тракторами приехал и бригадир Филипп Тихонов. Для питания трактористов председатель поручила забить овцу и выпечь хлеб. Алексанко точил нож и возмущался:

– Где это видано, весной заставляют забивать тощую овечку. Бедная кое-как пережила зиму, не поспела еще по-настоящему отогреться на солнышке, и ягнята-то еще не подросли.

– Ты не возмущайся, а делай, – говорила Пашка. – Любое дело поручи, сначала наговоришься, а потом выполнишь.

Сам Алексанко радовался: поручили снова ему, а не кому-то другому. Колхоз без него, как без председателя, обходиться не мог.

Трактора поставили на ближние участки поля рядом с деревней. Круглые сутки раздавался гул моторов. Работа спорилась, Пашкины опасения не оправдались. Трактора не ломались, трактористы старались работать хорошо. Правление колхоза поручило Николаю вместе с бригадиром Лидой подобрать участки под посевы, замерить и составить план. Счетовода в колхозе не было, считать нечего. Обязанности счетовода выполняла Лида.

Николай ходил по заросшим сорняками полям, по давно не кошенным сенокосам колхоза и думал: «Война, сколько же бед ты натворила. Унесла, искалечила и похоронила почти всех мужиков и парней деревни. Работать стало некому, хозяйство осиротело. Даже личного скота во всей деревне осталось двадцать коров. Собаки и те стали редкостью. В лесу расплодились стаи голодных волков».

Он представлял, какой ужас они наводили на женщин и детей своим воем в осенние темные ночи, подходя близко к деревне.

Николай размышлял: «Годы рука пахаря не притрагивалась ко многим пахотным землям. Трактора пахали только участки с длинными гонами, более плодородные. От всей этой картины замирало сердце. Прав старик Андрей, он всю правду сказал. Сейчас, говорят, дышит на ладан, скоро умрет. Есть травяной хлеб отказывается, а хорошего нет. Ведь на моей памяти, а я доживаю двадцать седьмой год, мужики бережно относились к каждому квадратному метру этой земли. Они считали ее кормилицей всех домашних животных и человека. А как ее делили».

Николай хорошо помнил, как все мужики собирались на сходку, считали все живые человеческие души, тянули жребий, с кого начинать в каждом поле первую от деревни полосу. Деловые разговоры нередко переходили в шум и крик, дело доходило до драки. Все разногласия деревенская община улаживала, мужики расходились по домам. Обиженные ночами не спали в заботах о своем хозяйстве, семье. Сходки собирались ежедневно. Со сходок выходили в поле, ставили вешки, вбивали колышки и мерили с точностью до вершка. Делили все: неплодородные пески и покосы с аршинным и сплошным кочкарником. После дележа одни радовались удаче, другие были огорчены. Хорошо удобренные земли переходили другому. А ему самому доставались земли лодыря, деревенского тунеядца. На этих супесчаных и песчаных землях мужики не знали себе покоя. Работали круглый год не покладая рук, и многие добивались отличных результатов. Осенью их сусеки наполнялись до отказа отборным зерном. Мужик отдыхал только в праздники и то условно. Надо было кормить скот, а его было много.

«А сейчас пришли к финишу, – думал Николай. – Женщины, впрягаясь в плуг, пашут. Трудное время, тяжелое время. Народ голодный, вместо хлеба едят черт знает что. В хорошие времена свиньи не стали бы есть то, что сейчас люди едят. Да тут еще и понять трудно, скоро не разберешься. Осенью осталось более трех гектаров невыкопанной картошки. Почему бы ее исполу не выкопать, если нет сил в колхозе. Народ был бы сыт, и колхоз от этого какую-то пользу имел бы. Копали бы ее все – старые и малые. Так нет, как собаки на сене. Ни себе, ни людям, ни государству. Пусть гибнет, но не тронь. Такое указание из района. Ведь в колхозах с первого дня войны работают бесплатно. За трудодень ставят палочки. Был на работе – молодец, не вышел – саботажник. Ну и порядки, кто их только придумал. Война кончилась, оставшиеся в живых скоро придут домой. Будем работать и устанавливать свои порядки. В первую очередь забота о многострадальном народе. Жизнь скоро наладится, будет все для народа», – так он думал, так его учила партия.

Завершили посевную и посадили картошку. Колхозники засадили и засеяли свои огороды.

Николая вызвали в город в райком партии. Принял его первый секретарь Смирнов. Смирнов спросил, где и в каких частях воевал, где был ранен. Николай коротко рассказал. Война застала его на границе в Молдавии. Служил Николай в пограничных войсках. Отступал до самого Сталинграда. Затем гнали немцев и румын. Три раза был ранен. После третьего ранения демобилизовался из армии.