Владимир Бородин - Корзина полная персиков в разгар Игры

Вскоре в дом вошёл Борис, резко и быстро поцеловал родителей, поприветствовал прочих, сухо поздравил с праздником.

– Уж и не спрашиваю, что с Настасьей, – бросил отец, подняв мохнатую левую бровь.

– Да так, тётушка в Питере захворала, пришлось ей уехать не так давно, – глядя в сторону.

Взгляд Сергея искал глаза старшего брата, но не нашёл, так как Боря уткнулся в свою тарелку с куском гусятины. «Шило в мешке не утаишь: тётка вовсе не больна. Что-то меж вами случилось».

– А что ж, Борюшка, Аркаше не передали. Он бы тоже родственницу навестил, помог как, – мать неуверенным тоном.

– Да, со службой закрутился, не оповестил никого…

– Закручиваешься ты, по большей части, с крамолой своей, – проворчал отец.

– Довольно, отец! Не хочу в очередной раз об этом слушать. Ничего нового не услышу, – огрызнулся Борис.

– Таких как ты, Борька, из школы надо было да с волчьим билетом 158, а не образование высокое давать, казённые деньги на таких растрачивать!

– Оставь, Гордей Евграфович, будет,– примирительно заговорила Капитолина Климентьевна.

– Един Господь про всех нас. Уследить ли за вами за всеми? Да смотри, Бориска, как бы не наказал.

– Так, Ему подобает всё видеть, отец, в том числе кто за добро борется, – последовал ответне без иронии.

– Да нужен такой, как ты Ему больно. Заслужить внимание Господа молитвами надобно.

– Бросьте вы, в самом деле, – взмолилась мать, – Ещё за столом праздничным будут оне здесь кощунствовать! До греха не далеко!

– До него всем всегда очень близко, – усмехнулся Пётр.

– Вот, говорит человек со знанием дела, – хихикнула Варвара.

– А ты, не самый ли ярый здесь среди нас грешник? Когда ты, наконец, учёбу свою завершишь, бездельник? – не унимался отец семейства.

– В самом деле, Петруша, пора бы и за ум взяться, доучиться и на службу пора бы уж, – постаралась смягчить мать.

– Не проси у каменного попа железной просфоры, – буркнул отец.

– Ну а ты как, Глеб, к китайцам съездил?– попробовал перевести разговор Борис.

– Очень даже занятный край. Великое будущее за ним…

– А хунхузы как? Всё бесчинствуют?

– Да как сказать…

Глеб закинул волосы за уши, привычным жестом, но волосы вернулись на то же место, поскольку цепляться им было не за что.

– Вот именно,– посмеиваясь, глядя на брата, продолжил Боря, – слышал я о твоих похождениях: не любил ты в отрочестве Пьера Безухова, да сам им, вроде как, стал.

– Фу, злой ты, Борька, – громко и нервно выкрикнул Алёша.

– Негоже так говорить, аль ты не брат ему? – возмутилась Евпраксия.

– Ну что вы все на меня, бедного, ополчились? Пошутить уже нельзя!

– Конечно: шутить человек изволит, – усмехнулся Глеб,– Ну уши отрастут ещё.

– Раз тебе, Глебушка, по нутру выкрутасы Борины, то и тебе судить, не нам, – подвела черту мать.

– Давайте хоть в такой светлый праздник не будем ссоры чинить, – молвил вдруг высоким, ломающимся голосом Антоша с некоторым надрывом.

– Отец, ведь устами младенца… Давайте разок последуем мудрому пожеланию, – с сарказмом бросил Борис.

– Боря, ты знаешь, ты мне всё больше напоминаешь высший свет нашей северной столицы, – прокашлялся Сергей,– Там они тоже такие всезнающие, все ведающие, с тем же снисхождением с прочими разговаривают. Даже если и молоко на губах не обсохло. Никому такое не нравится, заметь.

– Пришлым, не из их общества уж точно не по душе, – добавил Аркадий.

– Ну вот, всем скопом на одного накинулись, – рассмеялся Боря.

– Давайте сменим тему,– предложил Дмитрий, – а то на фотографиях физиономии тоскливые получатся.

– Да не обращай на них внимания, Митя, фотографируй. Иначе они общаться не могут,– нехотя промолвила Варвара, словно её отвлекли от важного дела – поглощения пищи.

– Всё, довольно вам перебраниваться да ворчать, всем остальным настроение портить,– заговорила вновь мать.

– Родительница вам говорит, чада, так внимайте словам, – вставил назидательным тоном Прохор Парфёнович.

– Мне тут за вас перед Гликерией Карповной неловко. Словно не свои, как с цепи сорвались, что белены объелись! – не могла успокоиться Капитолина.

– Я беленою рот наполнил, но прожевать её не смог, я отрыгнул ея немного, но фрак уже не уберёг, – нараспев продекламировал свой экспромт Серёжа.

– Тебе бы в сборник рассказов для крестьянских детей такое послать, – хохотнула Варя.

– Особенно про фрак, – хмыкнул Алёша, – А стишок мне очень понравился!

– На моё крестьянское происхождение намекаете-с, сударыня, – рассмеялся Сергей.

– Мы, дамы светские, иначе не можем, к прискорбию нашему, – очаровательно осклабилась пышная светло-русая красавица.

«Чем-то напоминает она Лизаньку Третнёву, но пожалуй, погрубее её и не столь умна. Уж очень нежна Лиза. Эх, сестра, ну что ты всё из себя кого-то корчишь?» – подумал Серёжа.

– Такие как ты – «светские» всю Россию и губят, – проговорил после всеобщей паузы Гордей, – сама посуди: мать твоя всю жизнь в сарафане проходила, шушуны с шушпаком ещё носила, а ваше поколение уж, глядь, и из сарафанов и юбок с шушунами повылезало, платья они пошили, всё заголиться норовят: декольте им подавай! Салоны им Санкт-Петербургские подавай! Да не будь родителей рядом, уж давно бы декольте по офицерским балам ходила-бродила! Во всё фряжское 159рядятся они. Не осталось стержня в вас! Давно ль предки твои в крепостных ходили, а она – погляди – уж не иначе, как дворянка.

– Да уж и пошутить уж нельзя, – надула губки Варя.

– Прав отец по-большому-то счёту, Варя, – добавила мать, – если чего и перегибает, то по сути истину глаголит. Папушники 160все вы, от того и беда. Пороть надо было в своё время.

– Всё поколение это под ремень! – гаркнул Гордей, – А что теперь: кому какой бред на ум ни взбредёт, то и говорит во всеуслышание и даже пишет. Печать полна крамолы и сущего бреда, а достойных книг никто уж и не читает. То, о чём писал Александр Сергеевич, мол только Оппулея, а не Цицерона читал, всё мелочью теперь кажется. Содом с Гаморрой наступают! Такое публикуют – волосы на голове дыбом! И ещё кричат о недостаточной свободе печати!

– Отчего же: Белинского и Гегеля, а не Милорда глупого с базара уже несут? – холодным тоном перефразировал Некрасова Боря, – Похабщину-то напечатать, арцебашевщину – оно запросто: николаевские времена давно прошли, а попробуй ты на режим замахнуться?

– Скоро и то и другое прекрасно в печати уживётся, – заявил Гордей, – А тебе видно не терпится.

– Мне не терпится лживость правящей верхушки разоблачить, совершенно верно.

– В самом деле, папа, надо бы порядок навести, чтобы правительство можно было уважать, – сказал Дмитрий, – Ведь это очень важно для народа, который ты любишь.