Анатолий Ильяхов - Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

По совету консула аллоброги продолжали вести переговоры с Цетегом и Лентулом, каждый раз получая новые сведения о замыслах мятежников. Затем Цицерон предложил послам запросить новое письмо к вождю, уже с подписями верхушки заговорщиков. Цетег и Лентул исполнили требование послов, после чего письмо оказалось в руках консула.

Марк Цицерон действовал решительно. Уличённых участников заговора арестовали в одну ночь у них в домах. Консул немедленно призвал сенаторов на внеочередное заседание, где известил с радостью, что заговор раскрыт, участники арестованы и под тяжестью улик сознались в преступных действиях…

Наутро римляне услышали от глашатаев, что несколько известных граждан задержаны и находятся в тюрьме. Но суда над ними ещё не было. Народ на Форуме требовал от консула объяснений. Тревожило сообщение, что римляне содержатся в тюрьме без оформленного по всем правилам доноса и без предварительного расследования и судебного процесса, как требует римское законодательство.

Как адвокат Марк Цицерон понимал своё положение. Если он не оправдается, уголовное преследование грозит уже ему. В толпе находилось достаточно людей, убеждённых в том, что консул напрасно наговаривает на политических противников, даже из личных интересов. Народ потребует доказательства вины арестованных, а не рассуждения об опасности, нависшей над отечеством. Выход один – объяснение.

Марк Цицерон разразился речью, из которой даже сомневающимся стало понятно, кем и как готовился мятеж, о чём вели переговоры с аллоброгами и что ожидает римлян в случае победы Катилины. Цицерон не забывал повторять, что заговор раскрыт благодаря его прозорливости и решимости. У него спросили, почему позволил Катилине скрыться, благодаря чему он угрожает Риму. Разве нет его вины?

– Я сделал разумный шаг, – уверенно ответил консул. – Если бы Катилина остался в городе, заговор не раскрыли бы так безопасно для граждан. Что касается нашей победы, не следует сомневаться – консул Гай Антоний с легионами идёт навстречу Катилине. Моя же задача – не допустить развития ужасных событий в городе.

Завершил он речь пафосно:

– Я не требую от вас, квириты, ни памятников, ни знаков отличия в свою честь. Прошу лишь помнить о том, что я для вас сделал, и защитить меня и семью, если случится непредвиденное.

На следующий день консул опять призвал сенаторов в храм Согласия, где предложил немедленно решить судьбу пособников Катилины, поскольку арестованные заслуживают смерти. И умолк, так как высшее должностное лицо не имеет права влиять на ход обсуждения и принятие решения сенаторами.

Сенаторы понимали критичность ситуации – или сейчас осудить арестованных, или передать дело в суд, как требует закон. Кто-то соглашался признавать арестованных граждан виновными, к тому же они сознались, но приговорить к смерти не решались. Ждали обсуждения и голосования.

Первым выступил Юний Силан, недавно избранный консулом на следующий год, что придавало ему юридическую защищённость. Без обиняков он осудил преступников и сразу предложил казнить за злодейские замыслы. Только лишить жизни через удушение, ибо по-иному закон запрещал убивать гражданина. Желающих обсуждать его предложение или высказывать иную точку зрения не оказалось. Приступили к голосованию.

Кто соглашался с Силаном, поднимались и вставали рядом с ним, остальные – напротив. Неожиданно поднялся Гай Юлий Цезарь, молодой человек, избранный на следующий год претором. В Сенате он значился в новичках, хотя с недавних пор к его выступлениям прислушивались. На похоронах сестры отца Цезарь заявил: «Род мой, Юлиев, восходит к бессмертным богам, от богини Венеры»…

Начало противоречило сказанному Силаном, но Цицерон невольно напрягся, ожидая неприятности:

– Пожалуй, я соглашусь с Силаном, что подобное преступление наказывается смертью. И всё же советую отцам-сенаторам не спешить. Когда вы думаете о спорных вопросах, отрешитесь от ненависти, дружбы, гнева и сострадания. Дух с трудом различает истину, если ему мешают чувства и страсти. Римляне вознесены слишком высоко, чтобы нам позволять лишать их жизни не считаясь с законом. В этом смысле я обязан указать на незаконность такого решения, ведь общеизвестно, что смертную казнь свободнорожденному римлянину выносит только народ на собрании, и то в порядке обсуждения судебного дела и общим голосованием. Если мы с вами примем сегодня своё решение, народ Рима будет говорить не о преступлениях заговорщиков, а о том, как их наказали не по закону.

Цезарь на мгновение умолк, словно подготавливая сенаторов к тому, что они услышат дальше, и продолжил, веско бросая каждое слово:

– Я предлагаю не сразу лишать их жизни, а предоставить право мучиться всю оставшуюся жизнь. Дайте преступникам пожизненное заключение с конфискацией имущества, запретив в дальнейшем добиваться смягчения наказания.

Марк Цицерон поймал себя на мысли, что не удивлён предложению Гая Цезаря. Он высказывает здравые мысли и доводы, уместные в данном случае, не противоречащие гражданской позиции приверженца республики. Но в многословии молодого сенатора почему-то угадывается тайное желание – сохранить жизнь преступникам, оказавшимся под стражей благодаря его, Цицерона, усилиям! Гай Цезарь или их соучастник, или его завистник. Если принять это явно двусмысленное предположение, отдалённая смерть для преступников покажется им не наказанием, а, скорее, избавлением и возможностью насладиться свободой…

Судя по вниманию, с каким слушали Цезаря сенаторы, его выступление становилось опасным для замысла консула:

– Разве не существуют у нас другие законы, которые предписывают, чтобы осужденных граждан не лишали жизни, но отправляли в изгнание? Зачем убивать сразу, а не сечь плетью долго и больно?

Цезарь с грустью в голосе напомнил о жестоком времени диктатуры Суллы, когда убивали людей, действительно преступных и как будто заслуживающих смерти. Но это стало началом великих бед для многих римлян. Затем сенатор посмотрел на Цицерона и придал голосу примирительную интонацию:

– Я не опасаюсь этого в консульство Марка Туллия Цицерона и вообще в наше время. Но кто гарантирует, что подобное не случится при другом консуле, у которого в руках будут послушные ему легионы, когда какое-нибудь ложное обвинение выдадут за истину? А когда, опираясь на сегодняшний пример беззакония, консул обнажит меч, кто укажет ему границы дозволенного законом? Кто его остановит?

Марк Цицерон понял, что слова Цезаря способны изменить настроение сенаторов. Речь выстраивается не ради жизни для преступников – он метил в консула Цицерона! Блеснула догадка: Цезарь – тайный покровитель Катилины!