Сергей Горбатых - По прозвищу Демон

– Франки возьмёшь? – спросил Головинский.

– Чо цэ такэ? – старик удивлённо открыл рот.

– Французские деньги. – Объяснил Владимир.

– А на шо оны мини? – казак смотрел на Головинского с подозрением, как на вора.

– Подожди тогда! Сейчас вернусь. – Попросил он деда и пошёл менять франки.

За несколько дней Владимир уже прибрёл опыт. Он сразу же нашёл «менялу» и сунул тому сто франков, которые были давно приготовлены и лежали в кармане кителя.

– Настоящие! Давай «николаевки»! – потребовал Головинский.

«Меняла» – худой мужичонка с золотым зубом, не произнося ни слова, вынул из кармана мятых штанов толстенную пачку денег. Молча отсчитал и вручил сорок тысяч рублей.

«Маловато… – подумал Владимир, – да Бог с ним! Надо покупать мундир, потом что-нибудь из еды и быстро уходить отсюда».

– Во цэ гроши! – обрадовался дед, – забырай! Тилькы малый он для тыбы.

– Знаю. – Коротко ответил Головинский, пряча мундир в вещевой мешок.

Вернулся Владимир уже вечером. Настроение у него было приподнятое. Паспорт с английской визой лежал в кармане, а столь ценный для него офицерский мундир гусарского Ингерманландского полка – в вещевом мешке.

– Елена, собирай всех постояльцев. Ужинать будем. – Он выложил на стол круги малороссийской колбасы, большой кусок копчёного сала, хлеб и шоколад.

– Вот это мусцина! Вот это кавалер! – с восторгом завизжала Скиндиринди. – Где мои сеснадцать лет? Я бы за тебя высла замус. Знаес какая я была тогда красивая? – рыхлое большое тело Елены заколыхалось от вздохов.

– Это тебе! За квартиру! – усмехнулся Головинский и протянул хозяйке деньги.

– Красавчик! Кавалер! – с нежностью прошептала Елена, пряча ассигнации в бюстгальтер.

Через три дня, простившись с Васнецовым, у которого возникли проблемы с визой, потому что консул Франции никак не хотел признать его загранпаспорт правительства Вооружённых Сил Юга России за официальный документ, Владимир захромал а порт.

У самого входа на восьмую пристань, где стоял пришвартованный пароход «Ганновер» с английским флагом на корме, взгляд Головинского случайно остановился на плакате ОСВАГа «Вниманию отъезжающих! Спешите записаться в очередь к позорному столбу в день торжества России!»

– Подонки! – прошептал Владимир, и у него почему-то защемило сердце. – Нет уже России! Вы её сами же подарили врагам и предателям.

За двадцать два фунта стерлингов капитан «Ганновера» выделил Головинскому отличную одноместную каюту с трёхразовым питанием.

Пароход отчалил от пристани в двадцать три часа. Владимир даже не вышел на палубу, чтобы проститься с Родиной.

Наконец-то ему удалось принять настоящий горячий душ. После этого Головинский принялся бриться. В зеркале он видел своё лицо.

«Двадцать пять лет, а я всё похож на мальчишку: нос курносый, глаза васильковые, лёгкий румянец на щеках. Когда же моё лицо начнёт взрослеть? Ведь мне всегда дают не больше двадцати лет! Наверное из-за моих волос цвета спелой пшеницы. Постой, постой… – он внимательно всмотрелся, – выгорели наверное. Да нет… Цвет изменился! Да, да цвет изменился у волос! Они же все седые!» – дошло вдруг до Владимира.

Вернувшись к себе в каюту, он обнаружил в вещмешке свой парабеллум: «А это уже непорядок!»

Он открыл иллюминатор и выбросил его в море.

На Лондонской таможне чиновник, брезгливо морщась, попросил показать содержимое вещмешка.

Головинский принялся его развязывать.

– Хватит, достаточно! Запрещённого ничего не везёте? – отворачивая лицо, пробурчал чиновник.

– Нет!

– Ну хорошо! Проходите!

Был замечательный осенний день. Слабые солнечные лучи наполняли городские улицы светом. Повсюду люди, автомобили.

«Мирный город. Спокойная жизнь… Даже странно как-то видеть это после двух лет гражданской войны на Родине». – Думал Владимир, рассматривая Лондон из окна такси.

Он снял небольшую квартирку в красивом старом доме, недалеко от вокзала Виктория, заплатив за неделю.

Утром уже не было солнца. Чёрное небо, серые дома… На улицах очень много мужчин в военной форме и инвалидов без рук или ног. «Эхо Великой войны!» – вздохнул Владимир.

В течение дня он купил три костюма, несколько пар ботинок, туфлей, шляпы, рубашки, галстуки, вместительный чемодан и удобную трость. Но самое главное было в том, что Владимир, совершенно случайно, наткнулся на ателье, где шили военное обмундирование.

– Вы сможете изготовить точно такое, только моего размера? – спросил Головинский у юркого портного, вручая тому офицерский мундир гусарского Ингерманландского полка.

– Мистер, нет проблем! Мы можем сшить для вас любой мундир всех европейских армий. У нас есть золотая и серебряная нить, пуговицы и все необходимые аксессуары. Если пожелаете, то и головной убор. – Успокоил Владимира портной.

– Отлично! – обрадовался Головинский, – а вы могли бы мне…

– Если вам, мистер, нужна обувь для мундира, то это в следующем квартале. Там, я вас уверяю, вы найдёте всё!!! – угадав вопрос, объяснил портной.

К вечеру пошёл дождь. Сначала мелкий, а потом сильный и частый.

Вернувшись к себе, Головинский включил газовую печь. В квартире стало тепло и даже уютно. «Удачный день, – радовался он, – столько всего удалось сделать. Только вот надо срочно заняться «шлифовкой» английского языка. Моё произношение – это что-то страшное».

Утром за окном, не переставая, лил дождь. Владимир позавтракал в ближайшем кафе для мелких служащих, а затем купил большой чёрный зонт и вернулся домой.

Следующие три дня были похожи друг на друга: дождь, дождь и дождь. Не мелкий, типично Лондонский, а сильный, интенсивный и очень холодный. Головинский выходил из дому только для того, чтобы купить газеты и поесть в кафе. Он уже ходил в гражданской одежде. Надевать костюм, повязывать галстук стало для Владимира настоящей мукой. Ведь всю свою жизнь он носил военный мундир! Надо было также надевать ботинки и завязывать шнурки. Это процедура стала для него просто пыткой.

На чтение толстых «The Times» и «The Observer» у него уходил почти целый день. Вскоре Владимир узнал, что недавно в Лондоне был создан «Комитет помощи русским беженцам», который помогал русским иммигрантам найти работу и жильё в Англии. Поверенный в делах России Саблин Е.В. также был готов оказать соотечественникам посильную помощь.

На четвёртый день дождь перестал. Сырой холодный туман не хотел покидать столичные улицы. Головинский, после завтрака, решил подстричься. За углом располагалась парикмахерская. Работали двое цирюльников. По английски они говорили чисто и бегло, но тёмный цвет кожи и густые волосы выдавали в них выходцев из дальних окраин Британской империи.