Владимир Шигин - Корфу (Собрание сочинений)

Наконец, катера линейных кораблей высадили капитанов. Теперь уже и самого Шостака пропустили вперед капитаны фрегатов, стоящие ниже его на служебной лестнице. Вот приподнял шляпу известный на флоте джентльмен командир «Счастливого» Григорий Белли.

Высоченный борт «Святого Павла» навис над головой. Отказавшись от помощи фалрепных, Шостак легко перепрыгнул на трап. Едва его голова поравнялась с верхней палубой корабля, барабанщики ударили марш, а стоящие на верхней площадке четверо морских солдат разом вскинули мушкеты «на караул». Тут же подошел и вахтенный офицер.

– Прошу пройти в адмиральский салон!

С бака «Павла» гулко выстрелила полуденная пушка. В адмиральском коридоре застыл безмолвный часовой, у входа в адмиральскую обитель вестовой так же молча принял шляпу. Переборки ушаковского салона были оббиты голубой камчатной тканью, у стола – полка с книгами в кожаных переплетах, лоции, переводы гостовские, да жития святых. В дальнем углу два задрапированных орудия. Молоденький мичман объявил, что командующий дописывает некие важные бумаги и с минуты на минуту выйдет. То был племянник Ушакова Иван. Официально Иван числился адъютантом командира флагманского корабля, но фактически состоял при своем дядюшке.

Командиры судов коротко здоровались между собой и рассаживались за столом также в порядке старшинства. Свое место в капитанском списке каждый из них знал, как «Отче наш», впрочем, как и старшинство любого другого из присутствующих.

Наконец, из кормовой каюты показался Ушаков с какими-то документами в руках. С ним и младший флагман контр-адмирал Овцын.

– Господа офицеры! – скомандовал капитан «Павла» Евстафий Сарандинаки.

Загрохотали отодвигаемые стулья. Все разом встали. Ушаков нетерпеливо махнул рукой:

– Господа офицеры!

Снова движенье стульев – расселись.

– Я собрал вас, чтобы огласить расписание судов на нынешнюю морскую кампанию. На сей год нам предстоит крейсерство на широте Севастополь – Очаков. Мой флаг будет и впредь поднят на «Святом Павле», младшим флагманом корабельной эскадры определен контр-адмирал Овцын. Его флаг на «Святой Троице». Начальствовать же арьергардией определяю капитана Селивачева с поднятием ординарного вымпела на корабле «Захарий и Елисавет».

Зачитав состав авангарда, кордебаталии и арьергарда, командующий перешел к заслушиванию самих капитанов. Каждый доложился о готовности к плаванию, о том, что уже им получено и что еще недополучено. Ушаков всех внимательно слушал, с чем-то соглашался, с чем-то нет, но все аккуратно записывал в тяжелую шнуровую книгу, которую эскадренные остряки не без ехидства именовали «книжкой добрых дел». Затем флаг-офицер ознакомил командиров с очередностью подхода пороховых и продовольственных барж, получения запасного такелажа на ближайшие дни.

О том, что уже имеется высочайшее повеление быть готовым к встрече с французским флотом, Ушаков пока командирам не объявил, так как бумага была секретной. У французов везде шпионы и перестраховаться никогда не помешает. Зато для каждого командира уже были приготовлены секретные пакеты, в которых все самым подробным образом изложено. Пакеты эти командиры вскроют уже по выходу в море по его сигналу.

Расписываясь у флаг-офицера в получении, командиры по очереди брали тяжелые парусиновые пакеты. Каждый пакет был полностью просмолен, чтобы защитить корреспонденцию от морской воды, в каждый вложена еще и горсть шрапнели, чтобы в случае крайней надобности его можно было быстро утопить, и враг не узнал того, что знать ему не положено.

После совещания Ушаков, как хлебосольный хозяин, пригласил всех капитанов отобедать у него чем бог послал. От ушаковских приглашений отказываться не было принято. Потому остались все, включая даже фрондера Сенявина.

Из воспоминаний современника: «Федор Федорович Ушаков был гроза турок, именуемый ими паша Ушак, приобрел все чины и звания, знаки отличия без всякого покровительства, храбростью и усердием; был роста среднего, сухощав. В плечах широк; лицо имел моложавое, приятное… Нрава был чрезвычайно вспыльчивого: беспорядки, злоупотребления заставляли его выходить из приличия, но гнев скоро утихал».

Обеды у Ушакова всегда были простые, но сытные, да и держал командующий всегда себя за столом по-домашнему радушно. Сам почти не пьющий, он, тем не менее, всегда имел запас хорошей водки, которым с удовольствием и в меру потчевал гостей. Хлебное вино у Ушакова было действительно знатным. После перегона в кубе «надлежащим образом», адмиральский кок настаивал его на истолченной корице, а затем еще и на мелко изрезанной померанцевой корочке, отчего водка приобретала соответствующий и запах, и вкус.

Посреди стола медные хлебницы, искусно сделанные в виде транспортных судов, наполнены свежими сухарями. На тарелках изображение флагманского корабля, летящего куда-то в неизвестность на всех парусах.

– Ваш тост, господин лейтенант! – поднял первую рюмку Ушаков, оборотившись к командиру посыльного судна «Ирина» Анастасию Влито.

По старой традиции первый тост за офицерским столом всегда говорит младший по чину.

– За здоровье государя нашего императора Павла Петровича! – поднявшись, провозгласил смущенный всеобщим вниманием Влито.

Капитаны разом поднялись, тост за императора всегда пьется только стоя. После первого тоста дело пошло повеселее.

Испили капитаны адмиральской водочки, под грибочки и огурчики соленые, похвалили. Затем, вооружившись ложками, закусили горячими щами и кашей мясной.

Ушаков первым густо намазал лежавший на его тарелке кусок мяса горчицей. За ним потянулись к горчице и командиры кораблей. Именно так в море отбивали запах у не слишком свежей солонины. И хотя сейчас мясо было самым свежим, привычка у всех осталась.

Беря сухари, офицеры, как по команде, застучали ими о край обеденного стола. Делалось это, чтобы выбить засевших в сухарях жучков. Разумеется, сейчас все знали, что адмиральский вестовой перед накрытием стола заранее простучал каждый сухарь, но привычка сказалась и в этом. Командующий на это нисколько не обиделся, более того, он и сам постучал сухариком.

Перекусив, командиры начали собираться по своим судам. До выхода в плавание оставались считанные дни, дел у всех еще было невпроворот – кто-то порох не загрузил, кто-то продовольствие. При этом еще никто не наливался водой. Дело в том, что воду каждый командир старался брать в самый последний момент, чтобы та как можно дольше хранилась в свежести. Когда же десятки шлюпок со всей эскадры одновременно начинали черпать пресную водицу в устье Черной речки, то там порой возникали недоразумения. Посему на этот раз Ушаков загодя определил туда офицера, который бы и правил всей очередностью заливки.