В. Волк-Карачевский - Ошибка императрицы

Вскоре шведы перехватили сорок датско-норвежских транспортов. Армия фельдмаршала Карла Гессенского осталась без артиллерии и без припасов. Возмущенный кронпринц Фридрих и командующий войсками обвинили шведского короля в нарушении перемирия. Но Густав III сослался на формулировки подписанных соглашений, им строго соблюдаемых…

Теперь датчанам не имело никакого смысла оставаться под Готенбургом – без артиллерии, палаток и провизии. Легкая победа и заманчивая добыча уплыла из их рук. А проливать кровь и сражаться не щадя живота своего, чтобы русской императрице было легче устраивать ее дела, никто не собирался.

Датчанам пришлось отвести войска на свою территорию. Английский посланник Хью Эллиот уехал в Копенгаген. А король Швеции Густав III в окружении передового отряда верных далекарлийцев направился в Стокгольм. Он спас родину от нашествия датчан – ненависть к ним в сердцах шведских патриотов не угасла, несмотря на века, прошедшие со времени изгнания этих поработителей Швеции.

Он защитил и отстоял славный Готенбург, его подвиг, несомненно, войдет в историю. Он поднял на борьбу преданных своему королю далекарлийцев и они стали его надежной опорой. Он доказал всем недругам, что его не легко сломить. Теперь Англия и Пруссия помогут ему одолеть Россию.

Русские так и не смогли взять Очаков. А это значит, их силы по-прежнему скованы на юге. Дома ему противостоит дворянская оппозиция, но после всего, что он совершил, ему не страшны интриги вельмож, возомнивших себя хозяевами страны – короля поддержит верный ему народ.

Прямо с дороги Густав III отправил в столицу два указа. Первый – тайный – об аресте офицеров, поднявших мятеж в аньяльском военном лагере, предателей нужно судить, а не обсуждать с ними статьи конституции, касающиеся права короля начинать войну, ибо долг короля и его первейшая обязанность – защищать свою державу от ее врагов.

Второй указ объявлял о созыве риксдага. Теперь королю есть, что сказать собранию сословий.

1788 год. Тяжелый год, потому что високосный. Поэтому и не удалось взять Очаков. Уже начались морозы, снег выпал раньше обычного, войска нужно отводить на зимние квартиры. Но часть войск останется под стенами крепости, осада не будет снята. И в следующем году Светлейший несомненно совершит начатое – возьмет Очаков и откроет путь к Стамбулу-Константинополю.

Тем более что в результате правильного артиллерийского обстрела укрепления крепости во многих местах уже разрушены, а частые пожары уничтожили почти все продовольственные склады. К тому же, казаки захватили Березань – скалистый остров в лимане, расположенный на подходе к Очакову. Березань служила приютом остаткам турецкого флота, ее батареи не подпускали наши галеры под стены крепости…

Взятие сего неприступного оплота, прикрывавшего осажденных, весьма важно… По сути дела, Березань – часть Очакова… Не устоит в следующем году и Очаков… Тем более что и год уже будет не високосный…

А с падением Очакова все переменится…

Последнее время императрица чувствовала себя все хуже и хуже. Бессонница. Колики в груди и в боку. Боли в ногах. А тут еще с наступлением холодов схватило спину и поясницу. Марья Саввишна греет горячим песком. Говорит, что все от погоды. Ох, нет… Все от Очакова…

У Марьи Саввишны большое горе – умер брат ее. Только недавно отпустили его в отставку с сохранением полного сенаторского жалованья. Тихий, неприметный человек. Для Марьи Саввишны – единственная родная душа. Теперь у нее на всем свете осталась только она – ее хозяйка… Поплакали вместе с ней… Даже об Очакове забылось…

Очаков Светлейший возьмет, это дело поправимое… Все сие можно пережить… Пока живешь, все и переживается… Кроме смерти. Что бы брату Марьи Саввишны жить да жить в отставке, с таким-то жалованьем, и Марье Саввишне теплее бы на этом свете… Ан нет… Какой тяжелый год… Високосный… Потому-то и с Очаковым, как ни старался Светлейший, не сладилось…

И вот из московской почты: умер граф Петр Борисович Шереметев. Она справилась у Храповицкого – сколько же ему лет? Семьдесят пять… А выглядел он намного моложе… Год назад…

Да, год назад она заезжала к нему в Кусково по дороге из Крыма… Хотела удивить иностранных посланников, путешествовавших вместе с ней… И, конечно, удивила…

Обед на шестьдесят кувертов, посуда и подносы из чистого золота, необычные яства и напитки не менее дорогие, чем тарелки, отделанные бриллиантами, всю ночь – не прекращающийся фейерверк стоимостью, быть может, сотни тысяч и театральное представление…

Французский посланник граф де Сегюр был совершенно поражен, узнав, что и танцовщицы и певицы, ничем не уступающие актерам парижским, и автор пьесы, и балетмейстер, и архитектор, построивший здание театра – крепостные люди гостеприимного хозяина…

Граф Петр Борисович Шереметев – сын знаменитого полководца Петра I, первого русского фельдмаршала, получившего сей высокий чин за победу над шведами. Это он отвоевал у них балтийское побережье, Ингрию, ее шведы считали своим древним владением, хотя на самом деле это исконно русские и ижорские земли, подвластные когда-то Великому Новгороду. Их-то и тщится вернуть нелепый поборник славы короля Карла XII, жалкий фигляр, Густав III.

Царь Петр I не благоволил своему первому фельдмаршалу – тот не терпел Меншикова и отказался участвовать в суде над опальным царевичем Алексеем. Но за подвиги на полях сражений и за Полтавскую победу наградил воина не поскупившись – не было в России никого, кто честно и достойно приобрел бы больше, чем Шереметев в награду за свою верную и умелую службу.

Все эти богатства и достались его сыну, он сподобился родить его на старости лет, года за два-три до ухода из этого мира. Сын прославился не менее отца. Но не храбростью в битвах и не воинскими доблестями, а невероятным богатством и безграничной щедростью.

Жил, не впадая в пороки и излишества, но купаясь в золоте и серебре, осыпая золотом всех, кто оказывался рядом, поражая празднеством безмерного расточительства, так и не истратив и трети своих сокровищ. И вот пришел и его черед…

Ушел, как и брат Марьи Саввишны, тихий и робкий, более всего в жизни довольный тем, что, благодаря ходатайству сестры, получил отставку с сохранением за ним полного годового жалованья, тогда как других сенаторов отправляли на покой с половинным… За всю жизнь он потратил никак не больше того, сколько Шереметев за год, да что там за год, на тот прием императрицы Петр Борисович израсходовал вдвое больше… А вот теперь сравнялись…