Владимир Шигин - Адриатика (Собрание сочинений)

Затем, конечно, в ресторации местной немного посидели. Датчане, попивая пиво и куря «цигары», с интересом поглядывали на наших. А проходя мимо, приподнимали свои длиннополые шляпы.

К вечеру ветер понемногу стал меняться, вымпела развернулись в норд- вестовую четверть, а это значило, что эскадра вот-вот якоря выбирать начнет. В гавань погулявшее офицерство уже возвращалось шагом скорым. Там на шлюпки и по кораблям. Только разъехались, как с "Ярослава" пушка и флаги: "С якоря сниматься".

Вскоре Копенгаген с башнями и шпицами, прибрежными крепостями и множеством судов был уже за кормой.

Копенгаген

Как же выглядели обычные ходовые сутки на российском корабле начала девятнадцатого века? Как вообще относились моряки тех лет к своему нелегкому флотскому ремеслу?

Вот описание обычного ходового дня, оставленное нам офицером тех лет: "На кораблях каждому есть свое дело, и всему определенное время. В семь часов по свистку дудочки все встают; в половине восьмого офицерам подают чай; в девять барабаном свободных от должности приглашают к молитве; в десять подают водку и закуску; в половине двенадцатого обедают; в половине шестого в кают-компании в камине разводят огонь, и все садятся вокруг чайного стола, курят трубки, пьют одни чай, другие пунш и беседуют как в своем семействе; в половине восьмого ужинают и ложатся спать. Распределение смен или вахт разделено таким образом, что каждый офицер и матрос занят должностью от 10 до 14 часов в сутки. Вставать в полночь, ложиться в 4 часа утра, не иметь никогда покойного непрерывного сна, быть всегда готовым выйти на верх, во время бури несколько дней сряду не сходить в каюту, дремать только несколько минут, прислонясь к пушке: вот беспокойства и труды, вот наши биваки, которых неудобствам подвержены мы, не только противу неприятеля, но и во всякое время… Морская служба, скажут, очень трудна; но всегда в ней есть нечто нравящееся и сильно занимающее. Конечно ни в одной другой службе нет столько занятий для воображения и души, как в морской. Кто из моряков во время жестокой бури не заклинал себя никогда более не вдаваться в опасность и пришед в гавань подать в отставку. И кто из них при первом же благоприятном ветре не забывал клятв своих, скучал, стоя в пристани и с удовольствием не пускался опять в море. Окруженные бедствиями, даже претерпев кораблекрушение, хотя говорим мы о покое, но любим одни только бури".

Датские проливы эскадра проходила в тягостный период осенней непогоды, когда даже редкие от штормов дни море затянуто беспросветным туманом. Шли буквально на ощупь. То и дело обнаруживались встречные караваны судов.

– Наше счислимое место? – подозвал к себе штурмана капитан "Святого Петра" Баратынский.

– Траверз острова Веен! – отозвался тот чуть погодя.

– Вот, господа! – поворотился к стоящим поодаль вахтенному лейтенанту и мичману Баратынский. – Сей остров столь же значителен для стратегии морской, как и греческий Корфу, ибо лежит посреди проливов датских, а потому обладающий им обладает и проливами. Говорят, что царь Петр Алексеевич предлагал королю датскому за остров Веен столько серебряных рублей, сколько таковых можно было на острове выложить.

– И не купили? – искренне пожалел мичман Володя Броневский.

– Купили бы, да не продали! – хмыкнул в ответ капитан. – Теперь им шведы с датчанами напополам владеют и с каждого проходящего судна хорошую пошлину имеют!

Команду свистали к обеду. Сегодня любимые матросами щи и уважаемая всеми особо гречневая каша, варенная с маслом в пиве.

Скала Веен проплыла справа по борту в разводьях туманов и мороси. Тоскливо трубили туманные горны. Чутко вслушивались в их хриплые звуки капитаны: громче звучит горн впереди, значит нагоняем передний мателот и надо убавить паруса, чтобы не навалиться на него. Усилился звук позади, значит, следует прибавить хода, ибо нагоняет следом идущий. С некоторого времени стали вызывать тревогу "Селафаил" с "Уриилом". Собранные в плавание наспех, без должного ремонта, оба стали давать течь.

– Продержитесь до Портсмута? – запрашивал их командующий.

– Продержимся! – отвечали капитаны, осеняя себя крестным знамением. – Пока откачиваемся помпами, а там, что Господь даст!

5 октября эскадра, обойдя мыс Куллен и окруженный опасными мелями остров Ангольт, вступила в Северное море.

На Догер-банке полной рыбаков, «Святой Петр» оказался ближе иных к рыбацкой флотилии. К «Петру» немедленно подошла рыбачья лодка. На борт поднялся старшина лова, именуемый среди рыбаков адмиралом – седой старик в синей куртке и зюйд-вестке. Поздоровавшись с Баратынским, велел он ему поднять корзины с рыбой в дар от рыбачьего сообщества.

– В подарок дорогому гостю Немецкого моря! – сказал по-немецки.

Наши в ответ налили ведро рому и насыпали несколько фунтов табаку, вернее махры-горлодера, от которой у непривычных всегда захватывает дух.

На следующий день, словно вняв мольбам мореходов, ветер отошел к востоку и, наполнив им все возможные паруса, корабли пошли по двадцать две версты в час. Вот справа отступили вдаль очертания последнего норвежского мыса Дернеуса.

Сменившись с вахты, Володя Броневский, долго дул в озябшие руки, а затем достал из рундука заветную тетрадочку в толстом, свиной кожи переплете и, стараясь не разлить на качке чернильницу, принялся писать письмо другу в Кронштадт:

"… К ночи эскадра вступила в Немецкое море. Бурная, мрачная ночь представляла великолепное зрелище: корабль, рассекая и вместе с тем, нисходя и восходя на валы, производил бегом своим струю и пену, обращенную в пыль. След, а паче близь руля, слался по хребтам волн рекою лавы, огненным змеем, который, извиваясь, казалось, гнался за кораблем. Вода издавала блеск, подобный золоту, корабль, по-видимому, плыл в растопленном металле. Под носом, где наиболее сопротивления, раздробленные грудью корабля валы, подобно тифонному столбу, вздымаясь высоко, огненным дождем падают на палубу. Картина ужасная и вместе с тем прекрасная! Морская вода, содержащая в себе множество селитренных, фосфорических и других частиц, от трения о борт корабля, как будто возгорается и в темную ночь при скором ходе производить сие явление. На другой день, когда мы были посреди моря, то сожалели и о скучных кремнистых берегах Норвегии… и 6-го октября ветер стоял в прежней силе, море подобно было седому холмистому полю, корабли в ходе не уступали один другому, и мы не имели приятности дожидаться заднего. Ночи были самые осенние, сумрачные, холодные с дождем. Облака мчались быстро, луна изредка показывалась… Корабль валяло с бока на бок подобно легкой лодке. Когда ветр дует с кормы, корабль имеет боковую качку самую беспокойную и вредную для его корпуса. По сему-то и самый благоприятный, хорош бывает только в некоторой степени."