Галина Вервейко - Кшесинская и Романовы. Жизнь в изгнании. Документальная повесть-роман

Иван Алексеевич Бунин

В 1920 году Бунин выехал за границу. Там он в полной мере познал участь русского писателя-эмигранта. Стихов за тридцать с лишним лет жизни на чужбине им было написано мало, но среди них были и признанные шедевры лирики: «И цветы, и шмели, и трава, и колосья…», «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…», «Петух на церковном кресте», «Михаил».

В 1929 году в Париже вышла книга Ивана Бунина «Избранные стихи», которая выдвинула автора на одно из первых мест в русской поэзии.

В эмиграции Буниным было написано и десять новых книг прозы. Среди них «Роза Иерихона» (1924), «Солнечный удар» (1927), «Божье дерево» (1930). В 1925 году им была написана известная повесть «Митина любовь».

С 1927 года шесть лет писатель работал над произведением «Жизнь Арсеньева», повесть была написана по его автобиографии. В ней чувствуется ностальгический тон о бывшей России.

«За правдивый артистичный талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер» в 1933 году писателю была присуждена Нобелевская премия.

В конце 30-х годов у Бунина всё сильнее чувствуется тоска по Родине. С болью он переживал события Великой Отечественной войны и очень был рад победе советских войск. В 40-е годы он пишет рассказы, которые позднее вошли в сборник «Тёмные аллеи». Сам писатель этот сборник считал самым совершенным по художественному мастерству.

В послевоенные годы он изменил своё отношение к Советскому Союзу и относился к стране доброжелательно. И всё-таки вернуться на Родину так и не смог: Бунин не представлял своей жизни в России с новыми порядками, с непонятным ему общественным строем, несмотря на то, что был ровесником Владимира Ильича Ленина.

Умер писатель в 1953 году в Париже, когда ему было восемьдесят три года.

Революция застала вдовствующую Императрицу Марию Фёдоровну, её дочь Великую Княгиню Ольгу с мужем Куликовским и зятя Великого Князя Александра Михайловича в Киеве.У Ольги Александровны здесь находился госпиталь, в котором она работала сестрой милосердия, её муж-офицер и Александр Михайлович находились по долгу военной службы, а у Марии Фёдоровны был в Киеве свой дворец, в котором она жила и бывала в своих госпиталях, помогая им морально и материально. Сначала население города относилось к ним дружелюбно. Александра Михайловича останавливали на улице, пожимали ему руки, говорили, что знают о его либеральных взглядах и даже отдавали честь (хоть отдание чести уже было отменено пресловутым «приказом №1» по армии).

«Первые две недели всё шло благополучно. Мы ходили по улицам, смешавшись с толпой, и наблюдали грандиозные демонстрации, которые устраивались по случаю полученной свободы!» – писал в своих воспоминаниях Великий Князь. А дальше продолжал: «Всё шло как будто прекрасно. В провинции и на окраинах революция проходила бескровно, но нужно было остерегаться планов немецкого командования. Немецкие стратеги не оправдали бы своей репутации, если бы упустили те возможности, которые открывались для них из-за наших внутренних проблем. У немецкого командования был последний шанс, чтобы предотвратить весною общее наступление. Никакое божественное вмешательство не могло бы создать им более благоприятной обстановки, чем наша революция».

Вскоре на Украиненачалось активное движение за её отделение от России. «Лидеры украинского сепаратистского движения были приглашены в немецкий генеральный штаб, где им обещали полную независимость Украины, если им удастся разложить тыл русской армии. И вот миллионы прокламаций наводнили Киев и другие населённые пункты Малороссии. Их лейтмотивом было полное отделение Украины от России. Русские должны оставить территорию Украины. Если они хотят продолжать войну, то пусть воюют на собственной земле», – вновь сообщал Александр Михайлович.

Всё это стало подкрепляться призывами борьбы с врагами революции. Стали разрушаться царские памятники. И, буквально, в одну ночь печать в Киеве коренным образом изменила своё отношение ко всей Царской семье. Все Романовы вдруг превратились во врагов революции и русского народа.

О своей тёще, вдовствующей Императрице Марии Фёдоровне, Великий Князь писал: «Семидесятилетняя женщина не могла постичь и не хотела верить, что династия, давшая России Петра Великого, Александра I, Александра II и, наконец, её собственного мужа Александра III, которого она обожала, могла быть обвинена теперь во враждебности к русскому народу.

– Мой бедный Ники, может быть, и делал ошибки, но говорить, что он враг народа!.. Никогда, никогда!..

Она вся дрожала от негодования».

Мария Фёдоровна никак не могла поверить, что сын её перестал быть Императором. И не могла понять, почему тогда не стал Императором её младший сын Михаил или внук Алексей.

Бывшие подчинённые Александра Михайловича каждое утро навещали его и убеждали, что их семье нужно срочно уезжать из Киева в крымские имения. Появились слухи, что бывшего царя Николая Второго с семьёй собираются отправить в ссылку в Сибирь. И убедить бывшую мать-Императрицу ехать в Крым было непросто. Она говорила, что лучше пусть её отправят со старшим сыном отбывать ссылку, считая, что их семье нужна её поддержка. Её материнские чувства её окружение восхищали.

Добрым друзьям Романовых удалось повлиять на Временное правительство. К ним однажды явился комиссар и объявил приказ немедленно отправиться в Крым. «Местный совет всецело одобрил этот план, так как считал, что „пребывание врагов народа так близко от Германского фронта представляет собою большую опасность для революционной России“. Нам пришлось почти нести Императрицу на вокзал. Она боролась до последней минуты, желая остаться и заявляя, что предпочитает, чтобы её арестовали и бросили в тюрьму», – вспоминал её зять.

Но нужно было ещё решить вопрос, как добираться в Крым? Обычное железнодорожное сообщение было в то время очень ненадёжным. Но благодаря усилиям и связям Великого Князя Александра, ему удалось найти специальный поезд, который был уже готов к отправлению.

Последнее «путешествие» в Крым семьи Романовых совершалось под конвоем революционных солдат и матросов. Великая Княгиня Ольга Александровна вспоминала: «И вот мы сбежали. Отбыли поздно вечером, но не с вокзала, где это вызвало бы возмущение и где сотни беспомощных людей ожидали возможности как можно быстрее уехать, а из леска, недалеко от Киева. Мы выехали на автомобиле в темноте, отыскали состав, ждавший нас в условленном месте, сели в вагон, и поезд немедленно с пыхтением тронулся… К счастью, наше путешествие прошло по плану, несмотря на многочисленные трудности. Железные дороги находились в состоянии полного хаоса, и у нас было ощущение, что рано или поздно мы врежемся в другой состав, застрявший на путях, потому что железнодорожники никак не могли решить, кто из них возьмёт на себя роль машиниста и отгонит его. Мы до сих пор не понимаем, как наш поезд избежал тогда катастрофы и благополучно добрался до места назначения».