Рихард Рейн - Полевой центр Пламя. Каторга и ссылка

Вот эти-то обстоятельства и привели к тому, что летом 1905 г. часть рабочих и работниц конфетной фабрики бросила работу, потребовав увеличения заработка и сокращения рабочего дня. Эта частичная забастовка не обошлась без нашего участия.

В задачу нашей организации, при создавшемся положении, входило – приостановить работы на конфетной фабрике полностью и не допустить туда «штрейкбрехеров». Частично это удалось, но этого было недостаточно и необходимо было принять меры, чтобы забастовка распространилась бы и на кустарные мастерские и увлекла бы собой рабочих и вышеупомянутой ножевой фабрики «Амор», между тем оплата труда на этой последней была сравнительно сносная, и рассчитывать на немедленное присоединение их к бастующим, тогда как еще не вся конфетная фабрика объявила забастовку, было нечего.

Приняв соответствующие меры в этом направлении, мы назначили день всеобщей забастовки по нашему местечку, так как вся наша организация прекрасно знала, что полиция давно точит свои зубы на меня и что мое выступление может повлечь за собой немедленный мой арест, то было решено, что ко мне зайдет ряд товарищей из разных мастерских, захватят, будто бы насильно, меня с собой, а затем уже руководство забастовкой перейдет в мои руки.

Как и было условлено, в назначенный день и час ко мне явилась группа товарищей – рабочих-кустарей, в присутствии моего хозяина и его жены, под видом «угрозы», они заставили меня прекратить работу и последовать за ними. Мы направились по всем мастерским и со словами – «фейрабент» прекращали работы и предлагали рабочим и ученикам следовать за нами. В некоторых местах хозяева пригрозили нам полицией, но зная, что в местечке насчитывалось всего лишь три-четыре урядника, один жандарм (и то – станционный) и младший помощник уездного воинского начальника, – мы этих угроз не боялись.

Остановив все мастерские, мы направились за реку, на лужайку, чтобы совместно выработать общие требования учеников и подмастерьев. На скорую руку таковые требования были выработаны, но не успели мы еще зафиксировать их на бумаге, чтобы потом, размножив на гектографе, предъявить хозяевам- работодателям, как увидели, что вслед за нами идет полиция, а с ней и кое-кто из головки местной «посадской» администрации и заведующий арестным домом. Не допустив их до себя, мы встали и направились в центр местечка – к кладбищу, к сборному пункту всех бастующих, в том числе и «конфетчиков», чтобы совместно направиться на ножевую фабрику и, остановив там работу, выгнать из конфетной фабрики услужливых фабриканту «штрейкбрехеров».

По всей дороге до сборного пункта полиция на «почтительном расстоянии» следовала за нами, но к сборному пункту не подошла.

Объединившись с рабочими и работницами конфетной фабрики, мы направились на ножевую фабрику, расположенную около станции железной дороги. Ворота фабрики оказались закрытыми, и на наш зов открыть их из-за забора выглянула голова директора фабрики, который стал уговаривать нас не мешать им работать, так как, мол, его рабочие обеспечены хорошим заработком и прочее. В ответ на это кто-то крикнул:

– Тачку!

Голова директора немедленно скрылась за забором, а наши ребята, влезая друг другу на плечи, вскарабкались на забор, чтобы, перепрыгнув, открыть ворота изнутри, но не успели они исполнить свое намерение, как часть товарищей с треском сорвала несколько досок с забора, благодаря чему в заборе образовался проход, чрез который мы стали пробираться во двор фабрики, часть товарищей, в том числе и я, вбежав в нижний и верхний этажи фабрики с криками —«фейрбент!» (кончай!), остановили работу. После этого мы и направились по линии железной дороги на конфетную фабрику для того, чтобы, как уже было сказано, выгнать работающих там «штрейкбрехеров» и пригрозить им, в случае продолжения ими работы, избиением (камнями).

По дороге нас встретила полиция, во главе с фабрикантом конфетной и ножевой фабрики Гольдбергом; последние пытались затеять с нами переговоры, увещевая рабочих стать на работу и не делать „глупостей"; но это ни к чему не привело, ибо рабочие потребовали исполнения требований конфетчиков. Подойдя к конфетной фабрике, мы убедились, что штрейкбрехеры уже удрали, и мы разошлись по домам, с намерением вечером собраться и обсудить положение дел и необходимых дальнейших мероприятий.

К вечеру несколько более передовых рабочих с обеих фабрик, и я были вызваны в канцелярию младшего помощника уездного воинского начальника. Предполагая еще до забастовки возможность со стороны полиции «вылавливания» наших товарищей, мы приняли соответствующие меры к недопущению арестов, и поэтому, покуда мы находились в канцелярии полиции и вели с Пржиалговским «политическую» беседу, вернее – слушали его лекцию о «нецелесообразности» забастовок для увеличения заработка и прочее,– на улице и во дворе скопилось десятка два наших товарищей.

Видя бесполезность и бесцельность своей лекции, «господин» Пржиалговский благосклонно заявил нам, что он задерживать нас не намерен. Услышав такое «милостивое заявление», мы, конечно, не стали с ним дискутировать и направились к выходу. Тотчас же по выходе мы условились с частью руководителей кружков о том, чтобы специального заседания не устраивать, а лишь обменяться мнениями на ходу. Одновременно каждый руководитель кружка обязывался сообщить рабочим, чтобы последние не приступали к работе раньше, чем не будут выполнены требования конфетчиков, а также учеников и рабочих кустарных мастерских, каковым уже были вручены отпечатанные на гектографе общие требования для предъявления их работодателям. За стойкость ножевой фабрики мы были вполне спокойны, потому что там работало около сорока человек квалифицированных, приехавших из Риги, рабочих, среди которых было много партийцев, в большинстве рабочих и работниц конфетной фабрики мы тоже были уверены – единственное сомнение вызывали ученики и подмастерья-ремесленники.

Около десяти часов вечера выяснилось, что ряд кустарей- предпринимателей уступил требованиям подмастерьев и учеников, и нам пришлось решить, допустить ли их к работе или нет, было постановлено – там, где требования были выполнены, разрешить приступить к работе. Утром следующего дня руенский обыватель увидел небывалую для себя картину: обе фабрики не работали, часть кустарных мастерских тоже бездействовала, а рабочие и работницы прогуливались около фабрик, дабы не допустить к работе «штрейкбрехеров».

К полудню на лошадях прибыло уездное «начальство», с уездным воинским начальником во главе, остановившись в гостинице Зейферт, «начальство» вызвало к себе своего младшего помощника Пржиалговского, фабриканта Гольдберга и других нужных ему лиц.