Юрий Панов - Зарево над юностью

С противоположной стороны улицы, с балкона второго этажа, длинными очередями застучал пулемет. Песня оборвалась. Чепрак без стона рухнул на мостовую, дернулся и затих. Истошно закричал Скварчевский, схватился за голову и бросился в подъезд управы. Очередь настигла его на пороге. Пули хлестнули по воротам, за которыми успел скрыться бургомистр Трублин, и оставили на свежем тесе неровный росшив.

Через полчаса место происшествия было оцеплено полицейскими и немцами, но установить, откуда и кто стрелял, не удалось.

Расследование перенесли на утро.

День выдался на редкость сухой и солнечный. Казалось, давно отшумевшее бабье лето забыло что-то из своих нарядов и вернулось с намерением подобрать позабытое, а заодно порадовать людей теплом и погожестью. Вновь в прозрачном воздухе, как месяц назад, кружатся паутинные невиди, прощально отливает зазеленевшим серебром трава, и даже безлистые деревья, словно устыдившись своей неприглядной наготы, приободрились, распрямили ветки – того и гляди начнут лопаться почки. За поселком, над торфяниками задымились грустные марева. Звуки разносятся далеко, на многие километры вокруг, перекатываясь по чащобным овражинам, заросшим пьян-травой и бересклетом, рдеющими купами шиповника и молодыми кущами тонкотелого осинника.

Все в тот день было необычно. Прежде всего жителей Осинторфа удивило то, что солнце поднялось уже высоко, а гудок над карьерами молчал.

Вскоре все выяснилось. Ночью на поселок был совершен партизанский налет. Наповал убит писарь управы, смертельно ранен обер-полицай Скварчевский, бургомистра хватил нервный удар, и он лежит в больнице, говорить не может – отнялся язык.

Только в полдень заревел гудок.

10

Евгений Теленченко смотрел вниз, на улицу. Ему были видны управа, соседние с ней дома и часть дороги.

В оцепленных домах полицейские проводили обыск. Евгений видел, как солдаты свободно пропускали тех, кто проходил внутрь оцепления, и прикладами гнали назад желающих выйти из него. Сбежать не удастся, любая попытка навлечет лишние подозрения.

– Ну, что там? – в какой уже раз спрашивал Михаил.

Он сидел под большими настенными часами в глубине комнаты. Голос у него срывался.

– Не ушли?

– Нет. А ты не трусь, братишка.

– Да я ничего. Ночью было боязно, а сейчас вроде прошло.

– Вроде! – недовольно буркнул Евгений, а сам вздрагивал при каждом повороте солдата в их сторону.

Группа солдат подошла к подъезду их дома. Евгений отступил от окна.

– Идут. Гляди, Мишка!.. – подбодрил он брата. – Пулемет-то хорошо упрятал?

– Как договорились, сунул его за стропила, а рухлядью забросал. Там темно, не найдут.

Михаил поднял голову и посмотрел на часы. Восемь минут десятого. Стрелка ползла медленно, словно тянула тяжелый груз. Как долго обыскивают нижний этаж. Скорее бы! Весь мир для Михаила сузился до размера циферблата… «Тик-так, тик-так!..» Еще шесть минут отстукало… «Тик-так, тик-так!..»

В дверь ударили. Удар глухой, деревянный – видимо, прикладом.

Евгений открыл дверь. Оттолкнув его, в комнату вошли трое – два солдата и фельдфебель.

– Wer wohnt da? 1 1 – Кто здесь живет? (нем.)

Евгений отрицательно покачал головой – не понял. Фельдфебель, путая русские слова с немецкими, повторил вопрос.

– Фамилия наша Теленченко…

Фельдфебель кивнул солдатам. Те закинули автоматы за плечи и… полетели на пол постели, белье из комода, учебники с полок. Затем один из них что-то сказал: наверное, доложил, что обыск окончен.

– Кто отсюда стрелял ночью? – спросил фельдфебель.

– Мы не слышали никакой стрельбы, – овладев собой, ответил Евгений.

– Почему?

– Мы спали.

– А где ваши родители?

– Мать ушла в Судиловичи, к сестре.

– Когда?

– Вчера днем.

– Так кто же стрелял?

– Мы не знаем.

– Вы спали?

– Да.

Фельдфебель внимательно посмотрел на братьев и направился к балкону. Открыв дверь, он присел на корточки, примериваясь, можно ли отсюда стрелять из пулемета по управе. Зачем-то потрогал прутья решетки и стал разглядывать цемент площадки. Он выпрямился, намереваясь уходить, но тут его внимание привлек свернутый половичок, лежавший в углу балкона. Фельдфебель, брезгливо морщась, приподнял его кончиками пальцев и встряхнул. Что-то звякнуло о цемент.

Две пары расширенных от ужаса глаз встретились на секунду и разошлись. Два сердца сжались, словно их опустили в ледяную воду.

Фельдфебель поднял гильзу, вприщур оглядел ее, даже понюхал. Довольно ухмыляясь, вернулся в комнату, показал гильзу сначала Евгению, потом Михаилу.

– Калибр семь шестьдесят две миллиметр, – сказал он со знанием дела. – Откуда?

– Не знаем, – одновременно шепотом ответили братья.

– Здесь не была война, – не торопясь с выводами, продолжал фельдфебель. – Русский солдат ушел без боя. Вам ее подбросил?

– Не знаем, – повторил Евгений.

– А где тот оружие, какой принадлежит этот гильза, тоже не знайт?

Братья молчали.

Фельдфебель отдал приказание солдатам, они повернулись к выходу. По звуку шагов братья догадались – полезли на чердак.

Фельдфебель уселся за стол. Мурлыча веселый мотивчик, стал катать гильзу по клеенке.

Солдаты долго не возвращались.

От удара пинком распахнулась дверь. Солдат внес завернутый в рогожу пулемет.

– А говорил «не знайт», – добродушно усмехнулся фельдфебель. – Такой молодой, а уже обманщик. Ну, ком, ком! Пошли!.. – сделал он приглашающий жест к двери. – Кфартира можно закрыл, пусть не зашел чужой…

Евгений, воспользовавшись заминкой у ворот комендатуры, успел шепнуть брату:

– Стреляли вдвоем. Ясно?

Михаилу не дали ответить, конвоир с маху ударил его прикладом в спину.

Их бросили в одиночные камеры подвала, временно приспособленного под тюрьму. Стук дверей, звяк металлического штыря о пробой и… глухая, черная тишина…

Вечером зазвенели ключи охранника.

Превозмогая боль, Евгений встал.

Они поднялись по лестнице, остановились у двери, обшитой дерматином. Отворив ее, полицейский втолкнул Евгения в комнату.

За столом сидел комендант гарнизона Зеербург, листал какие-то бумаги. У окна, спиной к двери, стоял высокий офицер в черном мундире.

Как только дверь закрылась, офицер в черном повернулся и стремительно подошел к Евгению. Взял его за подбородок костлявыми пальцами, впился пронзительным взглядом в глаза Евгения.

Зеербург бесстрастно смотрел на штурмбаннфюрера СС Динга и щупленького парнишку. Полтора часа они пытались выудить что-нибудь у Михаила Теленченко, но единственное, что он сказал, – это то, что в покушении участвовали только двое, он и брат, больше никого с ними не было. Вряд ли этот окажется сговорчивее, одного поля ягодки.