Андрей Посняков - Московский упырь

– Много, говоришь, тут таких?

– Да полно. Эвон, смотри сам.

На пожарище Галдяй не полез, поленился, махнул рукой убежавшему отроку да потихоньку пошел в направлении к Китай-городу и к Кремлю – обратно на Земский двор. Опрашивать соседей сгоревшего Гермогена не стал, стеснялся, да и боязно было: по всей улице за воротами, гремя цепями, лаяли псы. Ну их к бесу, укусят еще. А вот черепок подьячий с собой прихватил, а как же – хоть что-то.

Вечером первый явился Митька. Довольный, сразу было видно – что-то раскопал парень.

Иван оторвался от бумаг, кивнул на лавку:

– Ну, что встал? Садись докладывай.

– Нашел, – усевшись, сообщил Митрий. – Картину нашел… то есть, пока не саму, а продавца – Андриана Грека, седенький такой старичок, здесь недалеко, на Никольской торгует.

– И что старичок?

– Поговорил я с ним. Примерно описал картину – с мельницами, мол, ветряными. Андриан сразу же закивал – моя, дескать, картина, язм такими торговал еще по осени. Ну, а зимой Ртищева убили.

– Еще не доказано, что убили, – Иван усмехнулся и махнул рукой. – Ты продолжай, продолжай.

– Так я и говорю, – пожал плечами Митрий. – Картину эту писал какой-то голландец, как его, я уж и не упомню, да то и неважно, думаю. Гораздо важнее другое – таких картин, с мельницами, всего было три. Все три по осени и ушли. Одну купил Амвросий Фрязин – лекарь, другую – аглицкий торговец лесом Джером Смит, третью – купец Никодим Рыло.

– Никодим Рыло? – переспросил Иван. – Кажется, знакомое имя… Ну, дальше! Надеюсь, ты всех троих уже проверил?

Митька усмехнулся:

– К сожалению, не всех, но проверил. Сказавшись больным, заглянул к лекарю – картинка с мельницами висит у него в людской на самом видном месте, как пояснил слуга – всегда там и висела. Ничего похожего на парсуну Ртищева – ни стола, ни изразцовой печки.

– Значит, лекарь отпадает.

– Вот и я так рассудил и не стал его дожидаться – еще осматривать начнет да найдет какую-нибудь дорогостоящую болячку, лекаря – они ж такие! В общем, ноги в руки – и на усадьбу к Смиту. Усадьба огромная, дом не дом, крепость. Частокол здоровенный, у ворот стража с мушкетами, псы…

– Как же тебя пустили?

– А я лесопромышленником прикинулся. Дескать, из Тихвинского посада господин Дмитрий Терентьев к господину купцу Джерому Смиту по важному лесоторговому делу. Ой, Иван, ты б видел, что тут началось! Приказчики, как слово «лес» услыхали, так слетелись, словно щуки на малую рыбу – проходите, мол, уважаемый господин, в горницу, присаживайтесь. Ну, уселся… А купца, Смита этого, нет – в Архангельск уехал. С приказчиками разговаривал – я тебе скажу, народец ушлый. Такое впечатление – они скоро весь наш лес спилят и в Англию вывезут! А, кроме леса, еще и пеньку, и лен.

Иван усмехнулся, кивнул:

– Понятно, Англия корабли строит. Ну, черт с ним пока, с лесом, даст Бог, все не вывезут… – Юноша вдруг замолк, прислушался. – Да что там за крики такие?

– А! – вдруг рассмеялся Митрий. – Галдяй Сукин лошадь казенную потерял.

– Как потерял?

– А так… Ездил, говорит, на пожарище… Пока видоков опрашивал – свели. А кто свел – не знает.

– Ну, дела-а… – Иван едва сдержал смех. – Ладно, утешу потом Галдяя. Ты про англичанина говорил?

– А, да, – Митька взъерошил рукой волосы. – В общем, с приказчиками мы говорили долго – и о лесе, и о пеньке, и о льне, – договорились почти о продажах, за Смитом только дело осталось… А какое выгодное дело, Иван! Эх, были б лишние деньги… Слушай, а давай – в компаньоны! Жалованьем скинемся, Прохора еще возьмем, и…

– Давай-ка, Митя, о лесе после поговорим. Сейчас – о картине. Узнал что?

– Да, о картине, – оторвался от радужных планов Митрий. – И эту картину я видал – висит в кабинете хозяина, Джерома Смита, мне ее специально старший приказчик показывал – я ж еще любителем парсун сказался: «Как, и ваш хозяин их собирает? Вот славно-то! А можно взглянуть? Ну, хоть одним глазком». В общем, взглянул. Кабинет большой, справный, печи круглые, с изразцами, – но там на них не тюльпаны, а какие-то хоромы, замки. И картина на стене не одна – множество. Пейзажи, портреты… Та, которая с мельницами, в уголке висит скромненько.

– Значит, не Джером…

Митрий задумчиво почесал за ухом:

– Погоди, Иване. Тут так, с маху, не решить. Хорошо бы еще выяснить, не делал ли кто с тех картин списков. Ну, копий, как их французы называют. Признаюсь, эта мысль мне уже позже пришла… Ничего, выясню… Так, теперь – о Никодиме Рыле. Тот тоже оказался в отъезде, в Каргополе, но супружница его показала, что картину Никодим покупал, но не для себя, а в подарок какому-то важному чину, какому – она не ведает. Ничего, вернется Никодим – расскажет!

– А когда вернуться должен?

– Да через месяц.

– Добро. Выясни. – Иван покосился на дверь – в коридоре по-прежнему шумели. – Да что же они орут там?

– Ясно что – над Галдяем насмехаются. Лошадь-то он проворонил.

Встав с лавки, Иван заложил руки за спину и прошелся по горнице:

– Что-то Прохора долго нет.

– Ничего, явится, – Митрий махнул рукой и задумался.

Какое-то время в горнице стояла тишина, прерываемая лишь раскатами хохота за стеной и в коридоре. Иван подошел к окну, полюбовался на оранжевый закат с длинными черными тенями соборов и башен, потянулся и, взяв с подоконника кувшин, налил в стоявшие там же кружки квасу. Протянул Митьке:

– Будешь?

– Благодарствую. – Парень долго пил, а когда напился, поставил опустевшую кружку на стол и, хитро прищурившись, посмотрел на Ивана. – Иване, а у тебя рублев десять не будет?

У Ивана было не десять, а куда больше, и хитрый Митька об этом был прекрасно осведомлен. Потому и спрашивал.

– А на что тебе такие деньжищи? – удивленно осведомился Иван.

– Да так… – уклончиво отозвался парень, потом не выдержал, усмехнулся: – Лесопильную мельницу на Тихвинке-реке хорошо бы поставить. Я уж с англичанами договорился – на паях, а потом и сами выкупим.

– Мельницу? Лесопильную? – ахнул Иван. – Ну, ты и авантюрист, Митька! А пошто в Тихвине?

– Оттуда бревна вывезти легче – по рекам сплавить иль на баркасах-насадах. Да и лесок один на примете имеется. Хороший такой лесок… и недалеко. На Москве-то, чай, уж все леса поделены – боярские либо царские, либо там, где ни рек, ни дорог нету.

Иван задумчиво посмотрел на приятеля:

– Знаешь, Митька, почему я тебе эти деньги дам?

– Потому что я тебе – брата вместо.

– Не только поэтому… – Юноша неожиданно улыбнулся столь светлой и лучистой улыбкой, что Митрий даже не сомневался, кому она предназначена. Не ему – Василиске, сестрице. – Видишь, Митя, ведь получается, что ты у Василисы – един прямой родственник, тем более – мужеска пола… И лесопилка эта, вернее, часть доходов с нее Василиске вроде как приданое будет. Ну, а прогорим – уж останется бесприданницей, всего-то и дел!