Сергей Изуграфов - Смерть на Кикладах. Сборник детективов №3

«Система» такого не прощает, – сказали ему: – Сделай работу. Или ты, или твоя семья. Решай сам!»

Надо же такому случиться, что каких-то полчаса назад, когда он уже почти пришел в себя и робко открыл дверь своего номера, в котором провел несколько дней взаперти, чтобы хотя бы глотнуть свежего воздуха, он увидел группу людей, проходивших мимо, и в одном из них узнал того, кого должен был убить на Антипаросе еще два дня назад.

Он не мог обознаться. Нет.

Это лицо он запомнил по десятку фотографий, что передали ему вместе с оружием. Абсолютно смазанное лицо, словно на нерезком снимке. Оно стояло перед ним каждую минуту, пока он бодрствовал, и даже тогда, когда он забывался тяжелым сном. Лицо смерти. Ведь потом придется убить и себя. Другого выхода у него нет. Своих дочек он им не отдаст!

Маленький итальянец судорожно всхлипнул, решительно поднялся, подошел к двери и прислонился к ней спиной, прислушиваясь к тому, что происходило на галерее. Лупару он держал в руках, крепко прижав к себе. Прохладный металл ствола холодил ему ладони.

Сальваторе Дженнаро был бы очень удивлен, если бы ему кто-нибудь сказал тогда после выхода из тюрьмы, что пройдет еще несколько лет, и он возненавидит «систему» всей душой. Возненавидит люто, до дрожи. Ни за что на свете он не поверил бы. Пока в его жизни только «система» и «семья Гуллотта» проявили заботу о нем самом, его родителях и сестренках.

«Система» дала ему все: возможность выбраться из нищеты, достойный доход, образование, авторитет! А властям и государству было на них наплевать, как и на тысячи других бедняков Неаполя. Сколько таких несчастных побирается по улицам, роясь в грудах мусора, умирает от нищеты и болезней?

Однажды взяв на себя ответственность за свою семью, Сальваторе прекрасно понимал, будучи действительно смышленым малым, в чем источник его благополучия: живи по правилам, соблюдай Омерту, выполняй приказы, – и твоя жизнь будет обеспечена, и никто из родных больше не умрет от того, что нет денег на врача и лекарства.

Времена, когда они бандой подростков грабили зазевавшихся туристов, давно прошли.

Справедливости ради надо сказать, что Сальваторе Дженнаро ни разу не нажал на спусковой крючок, не пролил чужую кровь. Никогда он не получал таких приказов от дона Доменико. Да в этом и не было необходимости: для «воспитания» непокорных у Каморры были бойцы попроще. Его же первым и единственным делом было вести учет доходов и расходов «семьи», выводя ежемесячно путем сложных расчетов финансовый результат: деньги в карманы семьи стекались по десяткам каналов, в каждом канале была своя финансовая модель, свой плановый уровень рентабельности, своя система формирования прибылей и убытков.

«Семья Гуллотта» с ее сотнями миллионов евро годового оборота давно превратилась в огромную и могущественную корпорацию. Но доступ в святая святых – финансовые операции семьи – был открыт лишь очень ограниченному кругу избранных.

Очень скоро он стал ориентироваться в этом, как рыба в воде.

А после того, как молодой бухгалтер доказал дону Доменико с цифрами в руках, что, по его расчетам, несколько небольших кланов, которые нехотя влились в «семью Гуллотта» за последние три года и специализировались на контрабанде, существенно занижают свои доходы, утаивая таким образом львиную долю прибыли, – его авторитет в глазах дона в финансовых вопросах семьи заметно вырос.

Немедленно были вызваны бухгалтера этих кланов. Когда после «беседы с пристрастием» эта информация подтвердилась полностью, дон Доменико крепко обнял его, похлопал по спине и произнес: «Ты снова сослужил добрую службу „семье“, маленький Сальваторе! Ты и вправду настоящий спаситель! Нам очень нужны эти деньги: мы вступаем в сложные времена!»

Вскоре молодой Дженнаро стал заместителем правой руки дона – старого Чезаре Фьорозо, исполнявшего обязанности «финансового консильери» уже третий десяток лет.

Суровый старик с худым лицом, обтянутым пожелтевшей пергаментной кожей со старческими пигментными пятнами, бухгалтер старой школы, каждый раз придирчиво и досконально изучал ежемесячные отчеты, которые приносил Сальваторе и, найдя небольшую ошибку или погрешность, – а такое, хоть и крайне редко, но случалось – немедленно устраивал помощнику суровый разнос, свирепо вращая круглыми, как у филина, глазами, которые были едва видны из-под кустистых седых бровей.

Помощник, понимая свой промах, не спорил и покорно уходил переделывать весь отчет из-за единственной незначительной помарки, справедливо полагая, что информация для дона должна быть безупречной.

Покидая кабинет консильери в расстроенных чувствах и кляня себя за невнимательность, пусть даже и в мелочах, молодой помощник не мог и подумать о том, что спустя пять минут после его ухода, старик Фьорозо, с трудом встав на ноги, искривленные артритом и подагрой, прошаркает неверной походкой по темному коридору, что соединял его кабинет с главной приемной, прямо к дону Доменико, доступ к которому он имел в любое время суток на правах друга детства и сооснователя клана. Там консильери устало упадет в удобное кожаное кресло напротив стола босса и закурит сигару.

На безмолвный вопрос так же молча покажет дону большой палец правой руки и довольно улыбнется. Они уже не один десяток лет понимали друг друга без слов. Смена подрастала – и смена профессиональная.

Все эти годы Сальваторе Дженнаро не переставал учиться, проходя подготовку у лучших профессоров Неаполя, закончив с отличием экономический факультет старейшего Неаполитанского Университета имени Фридриха II.

По этому поводу синьора Дженнаро устроила большой праздник: столы с пастой, закусками и вином в огромных оплетенных бутылях стояли вдоль всей улочки – все были приглашены! Еще бы, такое событие – настоящая редкость в Испанском квартале, где, в лучшем случае, читать и писать умел каждый третий.

Семья Дженнаро давно стала одной из самых уважаемых в квартале. И не только потому, что все знали, кто такой Сальваторе. Синьора Дженнаро, чей дом был всегда открыт для соседей, даже самых неимущих, которым она всегда помогала, чем могла, по праву гордилась университетским дипломом сына, и, по-прежнему, не задавала ему никаких вопросов.

Единственное, справедливую треть от всех денег, что Сальваторе приносил домой, она по собственному почину втайне от сына тратила на продукты, лекарства и подарки для детских сиротских приютов.

Ее муж, подорвавший здоровье на тяжелых разгрузочных работах в доках, умер, не дожив и до пятидесяти. Две красавицы дочки-близняшки Мария и Розария, всегда доброжелательные и веселые, служили вдове утешением, активно помогая матери в благотворительных делах. Обеим исполнилось восемнадцать, и Сальваторе уже думал о том, что скоро ему выдавать их замуж.