Сергей Изуграфов - Масамунэ и Мурамаса. Детективная серия «Смерть на Кикладах»

© Сергей Изуграфов, 2021

ISBN 978-5-4474-6777-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«УБИЙСТВО НА ВИЛЛЕ «АФРОДИТА»

«ПРОПАВШИЙ АЛХИМИК»

«ПЯТЬ АМФОР ФАЛЕРНСКОГО»

«ВЫБОР АРИАДНЫ»

«МАСАМУНЭ И МУРАМАСА»

«СУММА ВПЕЧАТЛЕНИЙ»

«СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЗАПЛЫВ»

«ЯРЧЕ ТЫСЯЧИ СОЛНЦ»

«ГОЛУБОЙ АЛМАЗ БУДДЫ»

«СО СМЕРТЬЮ НАПЕРЕГОНКИ»

«ЗАБЫТЫЙ ДЕМОН»

«ГИТАРИСТ НА СЕЗОН»

«КАПЛЯ СМОЛЫ»

«ВЕДЬМИН ЧАС»

«ПЧЕЛЫ ПЕРСЕФОНЫ»

«СУД ПАРИСА»

Рассеки двойственность!

Мечи-сокровища привозит с востока купец Юэ. Их ножны из благоухающего дерева обернуты шкурой рыб. Золото, серебро, медь и металлы украшают их. Стоят они сотни золотых монет.

Александр Владимирович Смолев – для друзей просто Алекс – уже час шел бодрой и пружинящей походкой по городу, который он любил больше всего на свете.

Над Петербургом едва отшумел теплый летний ливень, небо снова прояснилось, и под лучами яркого солнца капли воды сверкали алмазной россыпью на траве, листьях тополей, перилах мостов и на влажных тротуарах.

Северная столица, не избалованная щедрыми солнечными лучами, вся искрилась и переливалась слепящими бликами, отражавшимися в окнах посвежевших домов, в лужах на мостовых и влажных стеклах пролетавших по набережным авто.

В голубом небе над Исаакиевским собором повисла дугой яркая летняя радуга.

Доброе предзнаменование! – подумал Смолев.

Он с наслаждением шел пешком по умытому городу, вдохнувшему полной грудью после дождя: летняя пыль, скопившаяся за жаркую июльскую неделю, наконец-то исчезла. Город словно помолодел и засиял навстречу Алексу улыбками прохожих и куполами храмов.

От Гавани Васильевского острова по Большому проспекту, затем по набережной Лейтенанта Шмидта, потом по Университетской набережной, мимо Стрелки и ее Ростральных колонн и, наконец, по Биржевому мосту на Петроградку. Он любил этот маршрут. На Кронверкской набережной Алекс привычно остановился полюбоваться видом на Петропавловскую крепость: парящий в синеве золотой ангел словно приветствовал его возвращение высоко поднятой левой рукой, указывающей в небо.

Здравствуй, старый друг! – тепло подумал Алекс. Я тоже счастлив тебя увидеть снова!

Крепость на Заячьем острове активно реставрировали, она молодела на глазах, оставаясь столь же грозной и неприступной. На ярко-зеленых газонах у крепостных стен загорала молодежь: студенты штудировали учебники, несколько молодых художников под руководством преподавателя – видимо, из Мухинского училища – расположились с мольбертами у канала и писали крепость с натуры.

Смолев был искренне рад вернуться в родной город, пусть и ненадолго. За последние пятнадцать лет он провел в нем, если посчитать, совсем немного – счет едва шел на месяцы. Но всегда эти встречи были праздником.

В этот раз, правда, повод был не самый приятный: ему пришлось пообщаться с коллегами из Следственного комитета, дав показания в качестве свидетеля по делу Глеба Пермякова – постояльца его виллы на греческом острове Наксос, куда Смолев был вынужден переехать по состоянию здоровья.

«Наш болотный климат, увы, не для вас, батенька!» – полгода назад, после подробного обследования, сказал ему ведущий кардиолог Центра имени Алмазова, нервно постукивая пальцами по полированной столешнице рядом с пухлой папкой истории болезни с множеством свежих медицинских заключений.

«Вам надо на море, желательно, на Средиземное! Именно на теплое море! Вам противопоказаны резкие перепады давления! Да и легкие бы надо подлечить! Эти ваши старые ранения… Талассотерапия лечит все! Стабильность, покой, море, воздух – и будете как новенький! Ну, а в Петербург – добро пожаловать летом в гости!»

Алекс ничего не имел против себя и «старенького», но после смерти своего друга и коллеги, профессора Смирнова, он оказался его единственным наследником. Профессор, у которого не было из родственников ни единой души, все оставил Смолеву: и старый фамильный дом в Зеленогорске на берегу Финского залива, и деньги на банковских счетах. А тут еще этот кардиолог, будь он неладен!.. Все одно к одному. Пришлось крепко подумать о переезде.

Смолев подумал, посоветовался со старым другом Виктором Манном, уже много лет живущим в Афинах, и решил подыскать для себя жилье в Греции. Люди свои, православные, близкие по духу. Так осуществилась старая мечта Алекса – жить у теплого моря. Дом профессора в Зеленогорске, из уважения к Смирнову, он продавать не стал. Нанял людей, которые следили за домом и полностью его обслуживали, пока Алекс был в отъезде. На деньги же, доставшиеся ему по наследству, Смолев купил небольшую гостиницу на Кикладах, виноградник и совсем уже было собрался наслаждаться «стабильностью и покоем», но вечно случалось то одно, то другое, а покушение на Пермякова и вовсе совершенно выбило Алекса из колеи. Даже ранение умудрился получить. Навылет, но полечиться пришлось. Но, слава Богу, с этим делом покончено, и теперь он решил потратить оставшиеся дни до отъезда на Наксос на то, чтобы навестить старых друзей.

Алекс помахал на прощание рукой ангелу на шпиле Собора и направился к Артиллерийскому музею, где его уже ждали.

Шагая мимо давно умолкших пушек и гаубиц, которые красили каждый год в нелепый ярко-зеленый цвет, Смолев прошел через ворота в хорошо знакомый ему двор музея, уставленный образцами военной техники.

Алекс всегда старался пройти его как можно скорее. Отчего-то вид малышей, безмятежно облепивших БТР, гаубицу на гусеничной тяге или ракетную установку, вызывал в нем эмоции, которые он хотел бы подавить в себе как можно скорее – иначе настроение сразу и бесповоротно портилось. Гордые родители с довольным видом фотографировали весело позировавших детишек и пересаживали их с одного орудия массового убийства на другое в поисках наиболее удачного ракурса. Видимо, считая свои действия военно-патриотическим воспитанием.

Для кадрового офицера российской военной разведки, прошедшего несколько горячих точек, имевшего ранения и боевые награды, каковым и был Александр Владимирович Смолев, капитан запаса, артиллеристское и ракетное оружие всегда означало смерть – безжалостную, разрушительную и жестокую. Алекс давно выучил как «Отче наш»: такое оружие – это война и смерть. Всегда. А любая война – это грязь, страдания и кровь. И никакой тебе романтики.