Сергей Изуграфов - Масамунэ и Мурамаса. Детективная серия «Смерть на Кикладах»

– Так что все-таки я могу сделать для тебя?

– Виза греческая нужна, Саша, виза. Причем, срочно! Ты никак не можешь мне в этом помочь? Нет связей, чтобы в Афинах ускорить как-то процесс? В порядке исключения: все-таки – культурный обмен? Опять же с документами на ввоз тоже помочь: я ведь везу от нас восемнадцать клинков! От российской стороны мы все документы предоставим. Еще к прошлой поездке два месяца со всеми инстанциями согласовывали. ФСБ, таможня, Минкульт, – та еще была эпопея! В этот раз уложились за неделю: в министерстве помогли, на самом высоком уровне дали команду. Надо же было, повторюсь, как-то реабилитироваться… От греков теперь нужно официальное разрешение на ввоз экспозиции по всей форме, чтобы на таможне нас не завернули! Некоторые имеют серьезную ценность, хотя до японской коллекции им далеко, но стыдно за нашу часть экспозиции не будет. Саша, очень тебя прошу! Надо спасать репутацию музея!

– Попробую сегодня же выяснить вопрос, – пожал плечами Смолев. – Есть у меня в Афинах один знакомый генерал… Руководит местным Интерполом. Когда-то мы с ним служили вместе… Думаю, что вопрос решим. Сразу же сообщу. Так ты все-таки скажи мне, почему меч Мурамасы разрубал плывущие по течению листья, а меч Масамунэ они огибали?

– А ты спроси у Фудзивары-сенсея, – подмигнул сразу повеселевший Тишкин, откусывая очередной бутерброд. – Наверняка у него есть свой ответ на этот вопрос. Не может не быть. Насколько я помню его фамильный клинок – это просто шедевр Масамунэ! Я же менял оплетку на рукояти – цука-ито по просьбе сенсея и немного реставрировал цубу: пару пятнышек патины убрал. Пару дней мягкой полировки – и снова все заблестело. Но каков клинок! В идеальном состоянии! До сих пор нахожусь под впечатлением! Эта катана в его семье хранится почти семьсот лет. Настоящий «кото» – старый меч! Я думаю, что сенсей знает все и про его создателя.

– Да, – кивнул Алекс. – Я тоже хорошо помню этот меч. Я тоже с ним работал. Однажды участвовал с ним в тамэсигири. 2 2 Пробное разрезание или разрубание – испытание японских мечей – прим. автора Мастер удостоил меня такой чести… Ты прав – это что-то! Есть легенда, что в какой-то момент им владел сам Миямото Мусаши, пока незадолго до смерти не передал клинок другим представителям клана Фудзивара. Не знаю, правда это или нет, но меч – настоящее произведение искусства.

– Когда вы встречаетесь с сенсеем?

– В Додзё планирую сегодня вечером. Ты лучше расскажи, как у тебя дома, как Марина, как Пашка?

– Все в порядке, все нормально, – отводя глаза и отчего-то волнуясь, ответил Тишкин. – Так ты поможешь с документами? Я могу на тебя рассчитывать? Это очень важно, Саш! Буду сидеть до поздней ночи и ждать звонка!

Смолев внимательно присмотрелся к старому другу, отметил темные круги под глазами и легкое дрожание пальцев. Бросил взгляд на полную окурков пепельницу и на задвинутые под стол бутылки, но не стал ни о чем расспрашивать. Захочет – сам расскажет, зачем лезть человеку в душу?

Еще через полчаса они тепло распрощались.

Алекс снова вышел на Кронверкскую набережную и, глубоко задумавшись, направился в сторону Троицкого моста. Пролетавшие мимо автомобили щедро обдавали его брызгами, но он их даже не замечал.

Человек любуется на вишни в цвету, А на поясе – длинный меч!

Дешевые постоялые дворы местечка Бакуротё на восточной окраине Эдо пользовались спросом у людей определенного сорта. Жалкие двухэтажные строения с выщербленными, потемневшими от дождей дощатыми стенами и прохудившейся тростниковой крышей, выглядели со стороны лишь неуклюжими пристройками к добротным и просторным конюшням: казалось, что лошадей здесь ценят куда больше, чем путешественников, бредущих пыльными дорогами в столицу сёгуната Токугава.

Впрочем, оно и не удивительно: в Бакуротё останавливались, как правило, только местные торговцы лошадьми и страдающие безденежьем путники. Те, кто едва успел пройти первую укрепленную столичную заставу до заката и решил сэкономить: в самой столице стоимость ночлега была куда выше, чем здесь, на окраине.

Пестрый люд, заполнивший под вечер постоялые дворы, был неприхотлив: посыльные из дальних провинций, спешащие в столицу по делам своих обедневших землевладельцев, аскетичные монахи, совершающие священное паломничество от монастыря к монастырю, вечно запуганные крестьяне, поставляющие за гроши на кухни этих гостиниц овощи и гречишную крупу со своих полей, жители окрестных городишек, что прибыли на ярмарку под главной городской стеной, для которых и эти-то жалкие хибары казались роскошными дворцами, да еще самураи-ронины, потерявшие хозяина в одной из многочисленных войн и бродившие теперь по стране в поисках заработка и приключений, – вот те, кто мог рассчитывать пусть на худой, но ночлег в Бакуротё.

Все остальные путники, сохраняя равнодушие на лицах, с независимым видом проходили мимо, гордо подняв головы. Первая приличная гостиница, достойная внимания благородных людей, была дальше, в четверти ри 3 3 Древняя мера длины, чуть меньше четырех километров – прим. автора отсюда, у главной городской заставы. И как бы ни были сбиты ноги в кровь у благородного господина, как ни драла глотку засевшая в ней едкая дорожная пыль, это расстояние он пройдет из последних сил. Это вопрос престижа.

Беднякам же и простолюдинам выбирать не приходится, да и ни к чему: пусть и худая, но крыша над головой, маленькая миска лапши да к ней жидкая похлёбка мисо, заправленная остатками тушёных овощей, дешёвой рыбы, – для тех, у кого нет денег на белый рис и доброе сакэ, – и то уже целое богатство! Многим в это тяжелое время о большем и мечтать не приходится.

Впрочем, справедливости ради, не только в престиже было дело. Среди местных обитателей попадался разный сброд, время от времени не брезгующий кражами и разбоем. Разгоряченные выпитым сакэ даже мирные жители, не говоря уже о ронинах, порой могли составить для благородных путников вовсе нежелательное соседство. Поэтому те, кто не был уверен в своих силах, не владел оружием в достаточной мере, чтобы дать отпор, и желал укрыться под властью Аоямы Таданари – нового градоначальника Эдо, спешили дальше, туда, где была главная городская застава. Поговаривали, что новый градоначальник был крутого нрава и самым жестким образом пресекал любые, даже самые ничтожные беспорядки во вверенной ему столице сёгуната.