Михаил Волконский - Два мага

– Так вы желаете действовать?

– С вашей помощью, граф!

– Но помните, я вам обещаю эту помощь лишь при условии, что вы достанете медальон.

– Я не отказываюсь искать его. Вы говорите, о нем позаботились раньше?

– Да, когда наученная вами горничная сунулась в шкатулку – медальона уже там не было.

– Откуда вы знаете это?

– Знаю. Мало ли что я знаю? Не в этом дело. Но вы со своей решительностью и упорством мне нравитесь. Ищите медальон, а я готов помочь вам найти любимую девушку.

– Так, значит, моя услуга еще нужна вам? – обрадовался Кулугин. – Я очень рад. Я уже думал, что вам известна судьба медальона, что, может быть, он даже уже у вас... Помните, вы говорили, чтобы я торопился...

– Оставим судьбу медальона в стороне. Где бы он ни был, у меня или у кого-нибудь другого – мне нужно, чтобы вы искали его... Мне нужно так...

– Хорошо... Я буду искать, – согласился Кулугин. – Но если медальон у вас?..

– Тогда ищите его у меня.

– Но ведь это будет простая комедия!

– А не все ли вам равно?

– А если и с вашей стороны будет обещанная мне помощь – тоже не более как комедия?

– А это уже предоставляю вам самому рассудить. Как хотите, я вас ни к чему не неволю, – проговорил Феникс, вставая из-за стола.

Кулугин тоже встал и, огибая стол, случайно заглянул в окно. Он вздрогнул, двинулся вперед и остановился, протянув руки.

Окно выходило в сад. Из него была видна лужайка, и на дорожке, по ту сторону этой лужайки, Кулугин увидел Надю, гулявшую с француженкой-мадам. В то время как он заглянул в окно, они зашли за густую чащу кустов и исчезли, но он видел их и не мог ошибиться.

– Граф, – вырвалось у него, – да Надя со своей мадам у вас. Я сейчас видел их в саду. Они зашли вон за те кусты.

– Послушайте! – добродушно и весело рассмеялся Феникс. – По-вашему, все у меня: и медальон, и ваша возлюбленная. Однако вы и впрямь сильно увлечены ею, что она вам всюду мерещится.

– Да не мерещится, а я видел ее своими глазами у вас здесь, в саду.

– Говорят, влюбленные близки к сумасшествию – берегитесь!

– Неужели же мне показалось только?

– Все может показаться... Однако бросим пустяки и давайте говорить серьезно! Пройдемте сюда! – и граф Феникс поднял тяжелую портьеру, занавешивавшую дверь в соседнюю комнату, которая выходила окнами на противоположную саду сторону дома.

Кулугину хотелось остаться в столовой, чтобы глядеть в сад, ожидая, не появится ли там вновь Надя.

– Милости прошу! – настойчиво повторил граф.

Надо было повиноваться – иначе показалось бы неучтиво.

«Если она действительно у него, – сообразил Кулугин, – и если он скрывает это, то все равно настойчивостью и насилием я ничего не поделаю. Будем ладить с ним миром!..» – и он поспешно прошел в дверь.

Граф вошел за ним и опустил портьеру.

– Мне надо, чтобы вы устроили мне одну вещь, – начал он, усадив Кулугина и понижая голос. – Вот в чем дело...

«Да, – думал Кулугин, – ведь если бы Надя теперь была у него, то есть если бы он имел возможность взять ее к себе от Елагина, то незачем было бы ему заставлять меня доставать у нее, пока она была у Елагина, медальон. Она взяла бы его с собой сюда... Ничего не понимаю!»

А в это время Феникс объяснял ему свое дело, и Кулугин, думая о Наде, слушал все-таки и понимал, чего от него требуют.

– Так вот, – заключил граф, окончив свое объяснение, – согласны вы быть моим помощником? Кулугин на все согласился.

Потемкин был не в духе, то есть сидел у себя в кабинете в халате, небритый, никуда не ездил, никого не принимал и никого не хотел видеть. Тем не менее большая круглая приемная Таврического дворца с утра наполнялась народом, искавшим случая «поклониться» светлейшему. Старые и молодые люди в военных и придворных мундирах толпились тут, шептались и, когда дежурный офицер объявлял, что и сегодня приема не будет, расходились неудовлетворенные. Третий день уже продолжалась эта хандра Потемкина.

Приемная опустела. Осталось только двое-трое наиболее упорных, но и они ушли наконец.

В это время дверь из кабинета светлейшего отворилась, и на пороге показался сам Потемкин в распахнутом халате, с плохо расчесанными, ненапудренными волосами, распадавшимися в разные стороны, с искаженным гневом лицом.

– Господин дежурный офицер! – крикнул он полным голосом, и из дежурной комнаты показался на его зов Кулугин – дежурный в этот день в Таврическом дворце. – Кто смел, кто смел положить ко мне эту записку? – набросился на него Потемкин, тряся в руке небольшой лист синей почтовой бумаги.

Полное недоумение выразилось на лице Кулугина. Он выпрямился и глядел на князя, видимо, готовый исполнить всякое его приказание, но решительно не понимая вопроса, который задавали ему.

– Вот эту записку? – повторил Потемкин, показывая на бумагу.

– В течение моего дежурства с утра никто не входил в кабинет вашей светлости! – отчетливо произнес Кулугин.

Потемкин остановился. Он, казалось, убедился по виду Кулугина, что тот не виноват ни в чем, повернулся и ушел в кабинет, хлопнув дверью.

Через некоторое время в кабинете послышался звонок. Кулугин кинулся туда. Потемкин сидел у стола. Он все еще держал записку в руках и теперь внимательно разглядывал ее.

– Что это такое? – гораздо уже мягче произнес он. – У меня на столе очутилась записка какого-то графа Феникса. Вы все время были в дежурной?

– Все время, ваша светлость.

– Никто не входил сюда?

– Никто.

– Странно! Вы не знаете, кто это – граф Феникс?

– Я знаю, ваша светлость, что граф Феникс – человек, достойный удивления во всех отношениях. Он появился недавно в Петербурге. Образ жизни его поразителен по своей роскоши, но еще более поразительны дела этого человека. Ему все доступно...

– И даже доступно класть невидимкой записки в мой кабинет?

– И даже это, ваша светлость! – спокойно подтвердил Кулугин.

– Вы знакомы с ним?

– Знаком, как и многие в обществе.

Этот ответ и, главное, спокойствие Кулугина, казалось, произвели свое действие и убедили светлейшего. Начни только Кулугин отрицать свое знакомство с Фениксом – Потемкин не поверил бы его непричастности к таинственному появлению записки, но он держал себя так наивно просто, так смело глядел в глаза и, видимо, так действительно был уверен в могуществе графа, что сомневаться в нем не представлялось возможности.

Потемкин снова опустил взор на записку. В ней было всего две строки: «Для человека сильного нет ничего невозможного. Так говорит граф Феникс».

– Пошлите сейчас, – приказал светлейший, – за этим графом. Я хочу его видеть.

Кулугин поклонился и пошел, чтобы исполнить приказание, но едва отворил он дверь в приемную, как дрожь охватила его, он пошатнулся и удержался за ручку двери, чтобы не упасть.