Юзеф Крашевский - Король холопов

После продолжительного совещания Бодзанта заявил, что ему неудобно вторично идти к королю, после того как король его первый раз отправил. Баричка предложил епископу, что он отправится в замок от его имени и поставит ультиматум королю.

Епископ колебался дать свое согласие, хотя это было ему очень желательно; он, в сущности, предпочел бы посла более хладнокровного, но Баричка настаивал, просил, умолял.

Наконец мечты его исполнились! Бодзанта согласился и назначил день. Это было в конце января, и так как король часто уезжал на охоту, то боялись его прозевать, а потому, как только было решено послать Марцина в замок, он в тот же день туда отправился.

Долгое ожидание, страстное желание выступить обличителем порока, необыкновенное усердие человека, проникнутого сознанием святости своей миссии, всю ночь не дали Баричке сомкнуть глаз.

Он ее провел на коленях в своей холодной комнатке, моля Бога вдохновить его и дать ему силы навести короля на путь истины. На рассвете он пошел к обедне в церковь в Вавеле, и там со слезами на глазах благодарил Всевышнего за то, что ему дана возможность подвергнуть свою жизнь опасности для славы Божьей.

После этой пламенной молитвы, возвратившись в ризницу, проникнутый священным огнем и жаждой мученического венца, он был до того погружен в свои мысли, что ничего не видел перед собой; когда он начал снимать с себя духовное облачение, он увидел стоявшего и как бы ожидающего его Сухвилька. Они были два совершенно противоположных типа. Оба были достойны уважения, но каждый в своем роде. Баричка был сотворен для апостольской жизни, Сухвильк был спокойным повелителем и руководителем.

Баричка проводил время большей частью в молитвах, а Сухвильк был человеком дела. Насколько один был горяч, настолько второй был рассудителен. Первый из них знал свет таким, каким он его видел с амвона и в церкви, второй знал его, наученный жизненным опытом.

Ксендз Марцин, предчувствуя, что ему не избегнуть разговора, которого он вовсе не желал, хотел немедленно выйти из ризницы. Ксендз Сухвильк с достоинством загородил ему дорогу и приветствовал его.

– Одно слово, отец мой, – произнес он, – я хоть и вижу, что вы торопитесь, но все-таки выслушайте меня.

Баричка лишен был возможности отказаться от разговора.

– Я такое же духовное лицо, как и вы, отец мой, – продолжал ксендз Ян. – Я хочу этим сказать, что всякие вообще дела, касающиеся церкви и положения духовенства, меня так же интересуют, как и вас. Я знаю, что вы по распоряжению пастыря посланы к королю. Никто из нас, духовных лиц, не смеет прекословить воле епископа. Исполняйте ее, но не забывайте, отец мой, что слуги церкви, поддаваясь гневу и страсти подобно простым смертным, совершают деяния, неугодные Богу. Поступайте снисходительно, и вы достигнете лучших и больших результатов.

Баричка покраснел.

– Я поступаю так, как велит мне совесть и обязанность, налагаемая на меня духовным саном, – нетерпеливо возразил он. – Все средства достигнуть чего-нибудь добром исчерпаны, теперь нужны мужество и строгость. Спаситель, наказывая людей, торговавших своей совестью, гнал их из храма, и мы, слуги Его, должны иногда прибегнуть к этому бичу, чтобы наказать грешников.

Сухвильк терпеливо слушал.

– Да, Христос единственный раз в жизни пустил в ход такое наказание за неуважение к Отцу Своему, но Он мог это сделать, потому что Сам был Богом. Но мы, люди, не обладаем Его мягкостью, любовью, покорностью и снисходительностью. Такими Он нам велел быть через апостола Павла. Отец мой! Заклинаю вас! Не поддайтесь гневу. Помолитесь еще раз Богу и просите Его послать мир душе вашей, идите к королю с правдой на устах, но с любовью в сердце. Король грешен, и я не прошу вас быть снисходительным к нему, я только умоляю вас владеть собою. Он король…

– Для меня он человек и грешник, – возразил Баричка.

Сухвильк заломил руки.

– Я восхищаюсь, – сказал он, – вашим порывом и усердием, я уважаю ваше мужество, но вы ими не достигнете того, что хотите; вы вызовете негодование короля, но не наведете на путь истины. Произойдет борьба, которая, вместо того чтобы нас приблизить к королю, отдалит от него. Будьте как Христос строги, но сострадательны; говорите правду, но имейте сожаление!

Баричка сделал нетерпеливый жест.

– Я убежден, – воскликнул он, – что исполняю святую миссию, и что в такие минуты исполнения долга перед церковью Бог озаряет недостойных своих служителей Святым Духом! Господь Сам будет говорить моими устами. Если бы я под влиянием рассудка заглушил в себе голос Божий и молчал бы, я был бы грешником! Я молился Святому Духу! – сказав эти слова и не желая продолжать разговора, ксендз Баричка поклонился и вышел из ризницы.

Чтобы охарактеризовать то состояние, в котором находился Баричка, лучше всего было бы назвать его опьянением. Опьяненный своей миссией, в стихаре и в епитрахили, с крестом в руке, бледный от волнения ксендз Баричка вошел в большую приемную короля.

Он знал, что у него тут много врагов и что его могут не допустить к королю.

Переступив порог, он встретил презрительные, гордые и гневные взгляды.

Но это его не остановило.

От него отворачивались, не желали его видеть.

Он смело подошел к Добку Гоньче, который был ближе всех к нему, и громко сказал:

– Доложите обо мне королю. Я пришел сюда в качестве посла от епископа.

Ни Добек, ни другие стоявшие вблизи ничего не ответили. Царило молчание. Баричка ясно и громко повторил то же самое.

Пжедбор Задора издали недружелюбно ответил:

– Король не принимает.

– В таком случае я тут останусь ждать и не тронусь с места в течение часа, – возразил Баричка.

Наступило молчание.

Нужно было много мужества, чтобы устоять на своем посту среди придворной молодежи, ее насмешек, презрительных взглядов, умышленного шума и толкотни.

Судорожно сжимая крест в руке, бледный, бормоча молитвы, Баричка стоял неподвижно, как каменная статуя.

Те, которые думали своим поведением заставить его уйти, видя упорную настойчивость Барички, начали беспокоиться. Было ясно, что он не уйдет по собственной воле, а выбросить за дверь духовное лицо никто не осмелился бы. В таком ожидании прошел час.

Через комнату проходили и придворные, получившие аудиенцию у короля и возвращавшиеся от него. Баричка ждал.

Те, которые приняли его раньше со смехом и с пренебрежением, теперь смотрели на него с тревогой. Кохан несколько раз показывался в дверях и исчезал. Наконец поняли, что чем дальше заставлять ждать ксендза Баричку, подвергая его унижению, тем сильнее будет его гнев, и, после выхода посетителей его пригласили к королю.

Войдя в комнату короля, он нарочно оставил за собой открытыми двойные двери, за которыми немедленно столпились любопытные придворные.