Юзеф Крашевский - Маслав

Рыцари не имели времени на отдых; все хорошо понимали, что Маслав, побежденный в одной битве, не так-то легко покорится своей судьбе. Он не располагал большими силами, да и союзники его могли дать ему много людей; при этом он знал, что Казимир был еще слаб и не имел опоры в своем царстве. Это было только начало битвы и до окончания ее, возвращения королевства, водворения порядка, усмирения бунта и разгрома победоносного язычества было еще очень далеко. Те, кто знал Маслава еще в бытность его при дворе, были уверены, что самый характер этого вождя черни указывает на возможность долгой и кровавой борьбы.

Возвращение Казимира было гораздо опаснее для самозваного князя, чем те силы, которые действовали против него. Теперь все, которые раньше, обмануты Маславом, выступали против Казимира и содействовали его изгнанию, должны были сгруппироваться около него. Уж одно появление этого смелого юноши, внука Болеслава, вернувшегося с небольшим войском в опустошенную и разоренную страну, – возбуждало радость, бодрость и мужество.

По пути, из опустевших селений, – выходили откуда-то, словно по волшебству, уцелевшие толпы людей, – бледные мужчины, оборванные женщины, исхудавшие дети, и, протягивая к нему руки, называли его своим спасителем. И по прошествии многих веков, со страниц хроник того времени до нас долетают эти возгласы, которыми вся страна единогласно приветствовала молодого короля.

– Привет тебе, привет, дорогой наш государь!

Но все эти добрые признаки приближающихся лучших дней не могли заставит Казимира забыть его главную заботу – освобождение страны от насилия и разбоев врага, который по численности в десять раз превосходил горсточку верных слуг короля, присоединившихся к нему.

Простой народ, испугавшийся мести, готовился к отчаянной обороне.

Маслав, боявшийся показаться, также должен был сражаться для спасения своей жизни, потому что для него не было прощения. Казимир стоял за крест и христианство; Маслав – боролся во имя умирающего язычества, которое упорно отстаивал народ. Готовился страшный смертельный бой, без пощады и милосердия.

Молодой король предчувствовал это, и потому, оглядывая поле сражения, устланное трупами, он не мог утешать себя первой победой, так как она не являлась залогом уверенности в будущем.

Пока устанавливали палатки, Казимир стоял, окруженный своими. В это время подъехал к нему Белина, Лясота и другие послы из городища и, обнажив головы, склонились перед ним. Потом, подняв руки кверху, они воскликнули: – Привет тебе, милостивый пан! Привет тебе, наш спаситель!

Король, заметив среди прибывших капеллана, тотчас же двинулся к нему навстречу и, смиренно целуя его руку, попросил благословить его. Растроганный старец, осеняя монарха крестным знамением, произнес с чувством:

– Бог победы да будет с тобой!

За ними подошел к руке короля Белина, один из самых верных слуг королевы и ее сына.

– Я видел тебя, государь, еще ребенком, – сказал он, – и вот ты явился передо мной, как ангел-спаситель. Без тебя и я, и все мои домашние, весь мой скарб и все наследие моих предков стали бы добычей черни. Да благославит тебя Господь, Государь!

Но напрасны были просьбы старика, чтобы король отдохнул в уцелевшем замке. Казимир уже заранее объявил свою волю в том, чтобы осажденные не несли заботы о прокормлении войска. И теперь он опять повторил Белине свое обещание заехать к нему в другое более спокойное время.

Все теснились к Казимиру, целуя его руки и край одежды, так были все счастливы видеть снова у себя этого государя, который нес стране надежду на возвращение мирного времени.

Молодой король принимал все эти знаки доверия и преданности с великим смирением и скромностью, почти болезненной.

Невольно вспоминалась ему страшная ночь, когда он должен был, как беглец и изгнанник, бежать из дома своих предков, со стесненным сердцем, гонимый собственными детьми.

И немало было людей среди низко кланявшихся ему магнатов, которым приходилось краснеть при этом воспоминании.

Заметив, что палатка его уже готова, и у дверей ее стоит его верный слуга Грегор, молодой король пошел к ней, и прежде чем закрылась на ним завеса, все видели, как он встал на колени, вознося Богу благодарственную молитву.

На страже у королевской палатки стоял человек, на которого обратились теперь взоры всех прибывших из замка. Многим из них он улыбался, как давно знакомым, другие сами подходили поздороваться с ним; среди них были и пожилые люди, однако, внешность этого человека вовсе не заслуживала такого почтения. Это был старый, верный слуга королевского дома. Теперь уж совсем седой, он еще помнил старые времена при дворе Болеслава. Он был дядькой королевича, первый сажал его на коня, натягивал ему детский лук, учил стрелять, пристегивал ему к поясу маленький меч, приучал для него птиц. Привязался к Казимиру, как к собственному ребенку, и уж никогда с ним не расставался. По внешнему виду он был человек простой, невзрачной наружности, молчаливый, неповоротливый и неловкий в обращении, но очень зорко ко всему приглядывавшийся и обладавший прекрасной душой.

Когда королеву Рыксу изгнали из страны, И Маслав принялся бунтовать и настраивать магнатов против ее сына, плачущий Грегор остался при своем гонимом и преследуемом государе. Когда же к тому пришлось бежать из собственного дома, старый слуга пошел за ним в изгнание, и хотя не выносил заключения в монастырских стенах, однако, остался вместе с королевичем в бенедиктинском монастыре.

Если бы Казимир возложил на себя монашеское одеяние, неверное и Грегор попросил бы принять его в служки и надел бы черное платье только для того, чтобы быть при нем и вместе с ним. За это Казимир платил ему полным доверием и почти детской признательностью.

Когда сын Рыксы был увезен из монастыря, чтобы занять дедовский престол, обрадованный Грегор, как верный пес, последовал за ним. Во время боя он всегда стоял подле него с мечом наготове, чтобы отразить удар, предназначенный его питомцу; он ложился ночью поперек двери, чтобы никто не мог войти к нему, а днем стоял на страже у входа.

Магнаты и рыцари, окружавшие Казимира, относились к старику с уважением за то, что он, не играя никакой видной роли при дворе, в действительности, нес службу за всех.

Старик никогда не пользовался своим влиянием на короля, молчаливо выслушивал различные просьбы, но ни в какие дела не вмешивался и смиренно уступал свое место другим, но, если что-нибудь казалось ему подозрительным и вредным, он умел оказать противодействие и не допустить. Не высовываясь на первый план, он всегда был по близости от Казимира. Король его был еще беден, и он совмещал должности казначея, кассира и эконома, и часто бывал послом и уж с утра до ночи бессменным привратником и подкоморием. Но он этим нисколько не гордился и с почтением сторонился перед магнатами.