Валерий Журнега - Защита Отечества

– Богдан – хорошее имя.

Вареник в ответ помрачнел, отрицательно покачал головой и, чтобы не обижать гостя, тщательно подбирая слова, принялся объяснять Ивану, почему этим именем назвать внучка невозможно.

– Имя Богдан в нашем народе знатное. Только вот сношка моя Дуняшка настояла Егором сыночка назвать, в честь его папаши непутёвого. Может быть, с Божией помощью ещё одумается. Там, за Дунаем, православному люду несладко.

После этих, весьма тяжёлых для себя слов, Никанор Сидорович сник. Опустил переполненные слезами глаза.

– Грех-то какой, – со вздохом выдавил он из груди.

Иван, понимая, что попал в живое уважаемому человеку, и заглаживая свою промашку, решительно прибегнул к мудрости древних.

– Храни, Господи, новорожденного казака Егора! – уверенно заговорил Жмых, а далее они уже произносили вместе:

– От сглаза, зависти, соблазна и предательства! От шальной пули и острой сабли!

После этого заклинания поднялись на ноги. Трижды перекрестившись, выпили горилки.

Вареник бросил в рот грибочек, Иван же, довольный собой, закусывать не спешил. Достал люльку и принялся набивать её табачком из предложенного Никанором Сидоровичем кисета. Со всех сторон к шатру Вареников уже спешили гости.

День великого равноденствия медленно завершался. Пушистые стрелки нежно-белых перистых облаков на чистой лазури неба и великая сила живительного света тонко играли сейчас с человеческим воображением. Поэтому живописную картину на мгновение замершей во времени вечерней зорьки потерявшее от доброй чарки чувство времени человеческое сознание могло легко воспринять за ранний час рассвета. И только точно знающие свой срок комары кружили над прибрежным камышом огромный хоровод. Осмелевшие в сгущающихся сумерках лягушки орали свою дикую песню на все просторы плавней. С востока решительно надвигались на засыпающую до утра землю чёрный мрак и прохлада.

К этому часу добрый повод у Вареников обернулся для всех переселенцев во всеобщий праздник. Щедро накрытый стол ломился от еды и выпивки. Наскоро утолив голод, резвая молодёжь за праздничным столом долго не засиживалась. Весело суетилась на просторной поляне. Одни стаскивали всё, что горит, для костра. Другие, собравшись тесно в круг, соревновались в танцах. Степенные ветераны, напротив, из-за стола выходить не спешили. Веселили доброй горилкой сердца, основательно ублажали жирным кусочком ненасытное чрево. Охотно судачили на древние темы, настырно спорили, а то и вовсе громко ругались.

Подвыпивший Иван Жмых, видя, как возле Ганны увивается Федька, сын хуторского старосты, быстро потерял всякий интерес и к еде, и к выпивке. Чтобы хоть как-то подавить в себе коварные мысли, Иван, не раздумывая, вышел на круг к молодым и что есть мочи принялся на зависть всем отплясывать гопак. Так увлёкся неистовым задором танца, что дед Федос не выдержал, ворвался в круг, чтобы противостоять Ивану. Вначале даже на какой-то миг превзошёл Жмыха, но после сложного движения сник от острой боли в пояснице. Его жена, тётка Приска, мигом пришла ему на помощь. Бережно подняла с земли любимого мужа и под обидное улюлюканье бесстыжего молодняка увела горе-танцора на место за столом. Федос даже не расстроился, выпил горилки и простодушно улыбался в свои густые усы. Приска, жалея мужа, грозила кулаком в сторону распоясавшейся молодёжи. Иван, поймав кураж, зашёлся в танце еще быстрее, а Ганна, видя на лице его бесовскую усмешку, невольно подумала о человеке, найденном на обочине дороги. Сердце её дрогнуло и, гонимая нежными чувствами влюбившейся с первого взгляда женщины, поспешила к своему шатру.

Семён Дрозд, отведав чарку горилки, сильно раздобрел сердцем и во хмелю лез ко всем целоваться. Когда он столкнулся со Жмыхом, оба обрадовались друг другу и тут же крепко облобызались, целуясь как добрые верные товарищи. Теперь, обнявшись, шлялись вокруг ещё не зажженного костра. Иван жадно искал глазами куда-то исчезнувшую Ганну, но взглядом как назло натыкался на ненавистного Федьку. Когда они с Семёном проходили мимо Фёдора, Иван ткнул его крепко кулаком под бок, расчётливо подтолкнув Семёна вперёд. Ни о чём не подозревающий Дрозд полез к разъяренному Федьке целоваться, но получив ответный удар в лицо, шлёпнулся на задницу. Горячие дружки Фёдора дружно набросились на пытающегося встать на ноги Семёна, но очень ловкий в кулачном бою Жмых легко разделался с ними.

Чужак лежал на лавке под открытым небом, уткнувшись широко открытыми глазами в ночные звёзды, укрытый овечьим одеялом. Сердце Ганны трепетно забилось в груди. Не испытывая робости, она подошла к очнувшемуся мужчине. Приподняла рукой его голову и напоила полюбившегося с первого взгляда мужчину из заранее приготовленной крынки терпким отваром целебных трав.

– Вы спите и ни о чём не думайте, – нежным голосом произнесла Ганна. – Мы, казаки, никого в беде не бросаем. Вы, милый человек, в бреду имя своё постоянно произносили, поэтому наш полковник Гаврила Степанович Поддубный, дай ему Бог здоровья, записал вас в казённую книгу как Дмитрия Найденого. Теперь вы наш казак, – после последних слов, не скрывая своих истинных чувств, зардевшаяся щеками Ганна открыто улыбнулась. Правда, став сразу серьёзной осторожно добавила: – Захотите, у нас в товарищах будете жить, не захотите, пойдёте своей дорогой.

Последние слова Ганна произнесла с явным сожалением. Дмитрий в ответ лишь тяжело вздохнул и закрыл глаза. Ганна невольно прислушалась к его ровному дыханию и успокоилась. Заботливо поправила на больном покрывало. Крики заставили её оглянуться в сторону озера, и она, гонимая уже женским любопытством, кинулась туда, где что-то бедовое, по её мнению, произошло.

Как взбесившегося быка, мужики сдерживали Ивана, но тот, видя бегущую в его сторону Ганну, вырываясь из цепких рук мужиков, набивая себе цену, громко твердил:

– Моих товарищей обижать не позволю!

Дрозда подняли с земли. Пытали вопросами, но он, зажав ладонью глаз, ответить что-то внятное не мог.

Крайне раздражённый дерзким поведением сына и его дружков, хуторской староста, резко высказываясь, отправил зачинщиков драки на хутор и теперь извинялся перед Гаврилой Степановичем, как мог.

Наконец на поляне разожгли костёр. Яркие языки жаркого пламени лизали ночное небо. Тысячи мелких искр неслись ввысь к ярким низким звёздам. Страсти быстро улеглись, и праздник пошёл опять своим чередом.

За несколько верст до поселения Старо-Редутска все переселенцы воспрянули духом. Почувствовав конец тяжёлому переходу, вьючные животные прибавили ходу. Вооружённый отряд Никиты Скибы, чинно держа строй, двигался во главе колонны. Только один возок Оксаны и Панаса из-за разболтавшегося колеса начал безнадежно отставать.