Валерий Журнега - Защита Отечества

– Нарым, я обязательно вернусь! – прорычал пришедший в себя казак. Он даже попытался вскочить на ноги, но его тут же угомонили ударом весла по голове.

Взбешённый дерзостью чуть живого казака, Нарым выхватил из-за пояса пистоль и решительно нацелил его в бездыханного наглеца. Все вокруг замерли, ожидая развязки, но жадный до злата татарин резко изменил направление своей руки и выстрелил в голову летающего в мечтах своих сладких грёз Ивана.

Оглушительный звук выстрела потряс тишину, и всё мгновенно пришло в движение. Бережно подхватив под руки своего тяжеленного хозяина, заботливые слуги подняли его на борт лодки и спешно отошли в море. Люди Нарыма, взвалив на плечи ящики с оружием, незамедлительно двинулись вглубь берега.

На востоке настойчиво разгорался восход. Чайки, почувствовав запах свежей крови, низко сновали над медленно коченеющим телом. Рокочущая волна решительно набегала на опустевший берег, крутя в своих вспученных пеной вихрах морские водоросли. В свежем воздухе уже более не чувствовался аромат цветов акации. Утро набирающего силу дня теперь остро пахло духом моря.

Время для нападения на малороссийских переселенцев с Днепра Нарым подбирал очень тщательно. Правый берег Кубани Россия обустраивала на века. Одно имя Александра Суворова на диком левом берегу реки наводило ужас. После провозглашения Тавриды на Керченском полуострове Джамбуйлуцкую орду переселяли волей Императрицы на исконную родину. Истинные мусульмане больше предпочитали Турцию, чем уральские степи, поэтому многие обиженные скверным решением российского правительства татары спешили в отряд «потомка Гиреев». Новоиспечённый вождь угнетённых ногайцев в последнее время сильно изменился. Уверовав в свою собственную непогрешимость, Нарым теперь жадно стремился к роскоши. Тесно окружив себя льстивыми людьми, он становился порой неизлечимо капризным и ранимым. Порта постепенно утрачивала свою власть над Черноморией, и Нарым чувствовал это своим сердцем. Междоусобные распри раздирали горские народы. Могущественная Россия уверенно осваивала присоединённые к Империи богатые земли на правом берегу Кубани. Аппетит приходил к ней после каждой убедительной победы над Османской империей. Плодородной земли для русских на правом берегу Кубани уже становилось недостаточно. Православный храм переселенцев из Запорожской Сечи выше Варениковской переправы позолоченными крестами подпирал небо на левом берегу реки, лишний раз доказывая всем, что освоенный клочок земли левобережья Кубани будет непременно расширяться в сторону Черного моря.

Нарым осознал, что время его прошло. Теперь необходимо было смело откусить для себя жирный кусочек, чтобы потом безбедно, но достойно дожить свой век за Чёрным морем. Нынешняя безлунная ночь подходила для коварных замыслов Нарыма как нельзя лучше. Лошадь под татарином, опустив голову почти до самой земли, уверенно ступала по бездорожью. Вооружённый отряд ногайцев за версту обходил все открытые места и проезжие части, страшась ненароком нарваться на казачий разъезд. Поэтому передвигались с большой осторожностью, словно призраки. Наконец достигли окраины скошенного луга и возле первых стогов молодого сена спешились. Разбившись на три отряда, нарымовские воины разошлись в темноте в разные стороны. Нарым со своими верными людьми осторожно двинулся вперёд в центральном направлении. Уже отчётливо слышался собачий лай. Ночной воздух пахнул дымом.

«Не все неверные ещё спят», – подумал Нарым.

Остановился. Подал знак, и воины за его спиной послушно залегли. Сам же, неподвижно застыв на месте, долго прислушивался к звукам ночи. Словно волк тянул ноздрями со всех сторон свежий ночной воздух. Подозрительный лай собаки в конце концов прекратился. Нарым успокоился. Нашёл для себя укромное местечко и, развернувшись лицом на восток, принялся усердно молиться.

Молитва убрала из его сердца дурное предчувствие, и он вновь обрёл уверенность. Бесстрашно двинулся вперёд, за ним покорно тронулись все остальные. На окраине малороссийской станицы отряд неожиданно наткнулся на стадо гусей, и те в ночной тиши подняли громкий галдёж. Через мгновение слева от Нарыма грохнул выстрел. На вышке возле переправы взметнулась в чёрное небо яркая фигура.

Когда татары мелкими группами соединились в большой отряд, передовой дозор черноморских казаков забил тревогу. На внезапный стук в запертую на ночь оконную ставню полковник Поддубный отреагировал мгновенно. Принял донесение и прямо с высокого порога своей хаты коротко и ясно отдал необходимые распоряжения запыхавшемуся вестовому. Когда посыльный казак растворился в темноте, Гаврила Степанович, зябко пожимая плечами, вернулся в хату. В просторных сенях было прохладно и остро пахло пряными травами. Зато внутри жилища тепло и уютно. Перед иконой святой Девы Марии, освещённой неярким светом лампады, опустился на колени. Доверчиво вглядываясь в чистый образ Заступницы рода христианского, полковник трепетно зашептал слова молитвы. Широко крестился Покровительнице и кланялся до самого пола. Как появилась за спиной жена Евдокия, не заметил. Поднявшись с колен, развернулся назад. От неожиданности даже вздрогнул, наткнувшись взглядом на кротко застывшую в белой ночной рубашке супругу. Тут же совладав с собой, радостно метнулся к ней и не совсем ещё проснувшуюся, разомлевшую от здорового сна, нежно прижал к себе. Заглянул в испуганные от ночного визита глаза и крепко поцеловал её в сладкие губы. Мужская сила взыграла в нём, но он тут же решительно подавил в себе вспыхнувшую страсть. Победив желание, решительно отстранил от себя всегда желанную Евдокию и тут же распорядился:

– Живо собирайся, родная. Хватай Мишутку и Марийку в охапку и мигом дуйте в подполье к отцу Серафиму. Басурмане идут. Сеча будет…

Не слукавил Остап Головченко отцу Серафиму и в новых землях сдержал данное ему слово. Хотя много спорили при строительстве церкви запорожские переселенцы и даже ругались, как заклятые враги, но гордо поднялось к солнцу Тело Христа на левом берегу Кубани. Небеса не гневились на мастеровых малороссов, ибо знали, что народ такой настырный и непокорный, да и дело они делали благое, богоугодное. Поэтому с хутора Кулябка запорожских переселенцев смело начала расширяться на левобережье Кубани Российская Империя, и вместе с ней – вера православная утверждалась навеки.

Спешно сходились под защиту церкви все те селяне, кому в плавни уйти было трудно. Отец Серафим спускаться в подполье решительно отказался.

Со словами «от всякого врага и супостата», он щепотью перекрестил проход в тайник. Затем, надежно притворив лаз и полагаясь на волю Всевышнего, остался один наверху, перед надвигающейся бедой.