Валерий Журнега - Защита Отечества

Епифан Морошкин, как и его земляк Крапивин, был родом с Амура. Он очень рано лишился своих родителей. Его воспитывал монах из Тибета. Вместе с азбукой жизни святой человек научил Морошкина искусству рукопашного боя.

Епифан бесстрашно шёл на изготовившегося к схватке татарина, и когда до того оставалось несколько метров, неожиданно бросил ему в лицо снятую куртку мундира. Нарым словно ждал этого момента. Увернувшись, он сделал молниеносный выпад. Толпа ахнула, когда сталь клинка легко распорола нательную рубаху Епифана. Морошкин, не обращая внимания на порез на теле, резко ударил правой ногой в голову Нарыма. От удара потрясённый татарин попятился на несколько шагов назад. Несмотря на заплывший огромным синяком левый глаз, Нарым быстро восстановился и был для Морошкина ещё достаточно опасным. Епифан вновь пошёл вперёд. Теперь он только сделал вид, что вновь ударит правой ногой, но вместо этого резко ушёл влево, высоко прыгнул вверх, и надёжно удерживая руками голову басурманина, ударил его коленом в подбородок. Этот отлично исполненный приём Морошкина оказался для Нарыма роковым. Он, выронив кинжал, рухнул на спину. Зловеще притихшая толпа громко возликовала. Епифан, ловко подхватив стопой ноги с земли клинок, бросил его в сторону пытающегося встать на ноги татарина. Нарым, наконец, поднялся на непослушные ноги. Мутным взглядом здорового глаза посмотрел на беснующуюся вокруг толпу. Затем на этого русского, который сегодня оказался сильнее. С трудом удерживая равновесие, Нарым поднял-таки с земли свой клинок и ударил им себя в грудь. Сквозь пробитую острой сталью одежду вместе с каплями алой крови на зелёную траву посыпались под ноги душегуба золотые монеты. Из торжествующей толпы вдруг громко выкрикнули:

– Епифан Ильич, ротный бежит с караулом…

Свершивший возмездие Морошкин, подхватив свою куртку и зажимая кровоточащую рану на боку, смешался с толпой.

Братья Дорошенко, мстя басурманской нечисти за смерть брата Петра, принялись с лютой ненавистью рубить саблями пленных татар.

Нынешнее Рождество Христово Императрица Руси Екатерина Вторая ожидала как никогда прежде. В скромные постные дни она особенно прилежно молилась, а после страстных молитв старалась уединиться в каком-нибудь укромном местечке, где в упоительной тишине предавалась своим сокровенным мыслям. После смерти Мари Франсуа Вольтера в избранных обществах мудрой Европы её уже не воспринимали как просвещённого монарха, а всё громче величали, в результате подвигов армии и флота, хищным захватчиком. Рассуждали за границей на многие наболевшие темы российские, а уже в Санкт-Петербург приходили всевозможные слухи, которые с радостью принимали здешние неприятели государыни, придавая им в своих тайных кулуарах особенную остроту и силу. Весьма встревоженная кривотолками самодержавная царица в таких случаях спешно искала встречи с «вице-королём юга» Григорием Потёмкиным. В непринуждённой беседе, чувствуя сердцем патриотизм и преданность Российской Империи Светлейшего князя, она невольно подтверждала себе, что на освобождённых землях дела обстояли не так уж плохо. Давно позабытые чувства к своему единственному фавориту вспыхивали в ней с неудержимой силой, и она с детской покорностью заглядывала в глаза любимого мужчины в надежде отыскать там для себя ответные чувства. Но её бабье сердце на этот раз ошибалось, и она, к огорчению своему, видела лишь там непреклонное презрение к её плотскому греху. Утерянное ею навсегда женское счастье вызывало в ней горькую обиду, и на сердце у расстроенной государыни становилось весьма грустно.

С крещенскими морозами огромная свита во главе с Российской Императрицей отправилась из Санкт-Петербурга в Киев. Екатерину Вторую влекло в путешествие на новые земли юга не любопытство, а острое желание показать заморским гостям совершенно иную Россию. Дорога, по которой двигался царский эскорт, была украшена диковинными поделками изо льда и снега. Очарованная рукотворными творениями сметливого на выдумку народа, Императрица, где бы ни останавливалась, щедро одаривала денежкой своих подданных, чтобы праздник им запомнился надолго и вспоминался потом только добрым словом.

После прибытия царицы в Киев тихий до этого момента старый русский городище зашумел нескончаемым праздником. Отложив все государственные дела до поры схода льда с Днепра, Великая Государыня земли русской с головой ушла в шумное веселье.

Спускаясь по течению Днепра, верная своему слову Екатерина Вторая, наконец, серьёзно задумалась о делах государственной важности. Сославшись на головную боль, так и не окончив партию в карты, неожиданно захворавшая царица уединилась в своей роскошной каюте. С удовольствием облачившись в просторную ночную рубашку, довольная комфортом, Императрица свободно вздохнула. Гонимая женским любопытством, вышла на аккуратный судовой балкончик и внимательно осмотрелась по сторонам. Галера спокойно стояла на якоре. Украшенная разноцветными огнями флотилия сопровождения, развернувшись золочеными носами в истоки Днепра, держалась на крепких канатах рядом. На многих судёнышках громко играла музыка, слышались возбуждённые голоса. С разных сторон доносился задорный смех. Небо над головой государыни не было кошмарно чёрным. Пусть основное бесчисленное скопище небесного воинства и отсутствовало сейчас на тверди, но яркие крупные звёзды близких к земле созвездий исправно правили ночью. Где-то в слившейся с сумерками листве огромных деревьев на берегу, прямо по корме судна, сонно пела неизвестная пичуга. Екатерина глянула вниз и задержала свой взгляд на текущей в низовье реки вспененной воде. Покорённая неукротимым течением воды, прочитала выученный наизусть стих из Екклезиаста:

– Все реки текут в море, но море не переполняется. К тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.

Ещё долгое время она не могла оторвать завороженного взгляда от стремительного движения мутной воды возле борта галеры, поражаясь мудрости мрачного Проповедника. Вскоре ей стало зябко, и она, страшась простудиться, вернулась в судовые покои. Удобно расположившись в кресле, Екатерина жадно впитывала озябшим телом живительное тепло уютной каюты. Брезгливо кривя губы, во всех мельчайших подробностях начала вспоминать так и не оконченную сегодня партию в карты. Чтобы подстегнуть интерес к игре, она специально, из хрустального лукошка, любимой золотой ложечкой поставила на кон десятка полтора отборных алмазов. У графа Сегёра тут же задёргался глаз. Смуглый красавец из Испании, горячий мужчина Миранда, изрядно побледнел. Австриец граф Фалькенштейн, друг самодержавной царицы, почувствовав проснувшейся вдруг интуицией силу своей карты, надменно смотрел на своих смутившихся партнёров. Один Шувалов безразлично сбросил карты на стол. Торговаться за несметный куш не стал, и теперь ценился коварным сердцем Российской Государыни за своё внутреннее благородство и достойный поступок истинного дворянина в десять раз дороже всех сидящих в тот момент за столом алчных прихлебателей.