Валерий Журнега - Защита Отечества

После этих уж очень горьких слов Лука Николаевич стремительно бросился вперёд. С протяжкой, что есть силы в руке, рубанул первого попавшего на пути татарина. Острая сталь клинка старинной работы легко прошла от плеча басурманина до середины его груди. Шалый ногой оттолкнул прочь с пути уже бездыханное тело и, повернув голову назад, заорал своим товарищам:

– За мной, братцы! Православные на переправе погибают!

После боевого клича, обращённого к своим братьям-казакам, Шалый ещё быстрее помчался вперёд. За ним, подбодрённые дерзким кличем уважаемого вояки, принялись ломить врага все остальные. Фёдор не отставал от своего шустрого брата ни на шаг. Работал саблями за двоих и всё никак не мог взять в толк, как это в такой кутерьме глазастый Лука всё кругом замечает.

С правой стороны Кубани уже спешила помощь. Егеря полковника Листьева дружно тянули паром. Осознав, наконец, что дальнейшее сопротивление бесполезно, татары бросали на землю оружие и сдавались на милость победителя.

Антипушка Крапивин гордо держался в седле своего скакуна благородных кровей. Он часто поглядывал по сторонам в надежде скорее отыскать в окружающей людской суете своего закадычного приятеля Епифана Морошкина. Остро чувствуя на себе завистливые взгляды, Крапивин распрямил напоказ честному народу свою гвардейскую грудь, на которой тесным рядком висели наградные знаки, накопленные им за полные двадцать четыре года безупречной службы Царю и Отечеству. Чтобы выглядеть со стороны ещё великолепнее, Антипушка тщательно подкрутил гусарские усы, которыми он очень дорожил и гордился. Весьма довольный своим неотразимым видом, слившись воедино с седлом арабского скакуна, Крапивин свысока посматривал на окружающий его разночинный народец. Поэтому, наверное, многие с завистью смотревшие на него снизу селяне прежде отмечали для себя в его статном виде доблестную выправку суворовского ветерана.

На околице хуторского поселения Кулябка возле добротного сруба колодезя молоденькая хохлушка бойко поздоровалась с Крапивиным. Антипушка, польщённый дамским вниманием, придержал коня и, прижав руку к сердцу, нараспев ответил:

– Здравствуйте, девицы дорогие.

Молодая девка с восхищением смотрела на красавца, а вот вторая, постарше, лишь на мгновение оценивающе глянула на Крапивина и кротко опустила глаза. Свет, изошедший от лица зрелой женщины, обжёг сердце вздрогнувшего Антипушки. Противные мурашки пробежали по его спине, и румянец на гладко выбритых щеках важного седока от недавно выпитой рюмки водки стал вдвойне ярче. Казачки, пока Антипушка собирался с мыслями, ловко подхватив на коромысла полные вёдра, не спеша двинулись по дороге. Оторопевший Крапивин, подавляя в себе бурю чувств, тут же направил следом за очаровательными хохлушками своего коня. Молоденькая казачка часто оглядывалась, щедро проливая себе на босые ноги студеную воду, по-детски наивно заигрывая карими глазами с военным, а в смущении отвернувшись, заливалась громким смехом. А вот та зазноба, что постарше, молча, лебёдушкой шла вперёд, плавно, в такт грациозной походке, покачивая крутыми бёдрами. От неё исходила томительная сладость, от которой взыгравшая кровь Крапивина бушевала лютым огнём. Он смотрел ей в спину и не мог оторвать свой взгляд, заворожённый женской силой. Правда, вскоре сам очнулся, испугавшись своего бесовского желание. Изгоняя прочь дьявольское искушение, Антипушка строго напомнил себе: «Ох! Хороша Маша, но не наша»! Так рассудил Антипушка и, усмиряя вожделение, решительно отвёл свои глаза в сторону.

Стены замысловато крытых камышом хат, которые ещё совсем недавно полковые товарищи Крапивина охотно помогали ставить хлебосольным переселенцам с Днепра, были аккуратно побелены известью. Вокруг основательно вставших на земле хутора Кулябка жилищ сеченских переселенцев, на некогда дикой пустоши, чернозёмные наделы щедро плодоносили своим заботливым хозяевам. Православная церковь, смело утвердившаяся на левом берегу Кубани, стояла на каменном фундаменте, и кресты на золочёных куполах её все как один смотрели на восток. Дворовые псы злобно скалились из-за добротных плетней. Летние кухни, у которых суетились заботливые хозяюшки, дымили в лазурное небо сизым дымом.

«Хорошо, что не пустили сюда басурманина», – подумал Крапивин и, невольно предчувствуя беду, с ужасом глянул в сторону душераздирающего воя взбесившейся собаки. Посередине просторного двора, задрав волчью морду к небу, выла поджарая сука. Её ещё не совсем смышленый щенок тыкался в переполненные молоком соски. Возле дверей казачьей хаты стоял свежеизготовленный восьмисторонний православный крест. Чуть в стороне плотник рубанком строгал доски. Одна половина гроба была уже готова. Сострадание сжало сердце Антипушки, и он широко трижды перекрестился. Затем обернулся и, накрепко запомнив хату, куда юркнули забавы, тяжко вздохнул. В свежем воздухе остро присутствовал аромат естественной силы земли. Крапивин с определённым интересом покосился на котомку, в которой была припасена фляжка водки, дюжина отваренных яиц, кусок копчёного сала, лук, чеснок и каравай чёрного хлеба. Богатство снеди и даже водка не радовали. Невольно всплыли в памяти полные неуёмной скорби глаза беззубой старухи. Крапивин страдальчески поморщился и, чтобы оправдаться перед самим собой, твёрдо заверил себя:

– Живым – живое. Мигом отыщу Морошкина и вместе помянем всех преставившихся сегодня к Господу.

На северо-восточной стороне станицы Антипушка, наконец, наткнулся на расположение своего полка. Под огромным орехом дымила полевая кухня. Ни с чем несравнимый запах гречневой каши чувствовался здесь за версту. На открытое место Крапивин сразу высовываться не стал, привстав в стременах, живо высматривал глазами Морошкина. Из-за поворота, поднимая ногами придорожную пыль, шла ему навстречу колонна пленных татар.

Мурат правильно понял многозначительный взгляд своего хозяина и неожиданно бросился на конвоира. Нарым, воспользовавшись создавшейся суматохой, птицей взлетел на скакуна Крапивина. Выхватив из широкого рукава бешмета кинжал, хладнокровно перерезал горло замечтавшемуся Антипушке. Боевой конь, почувствовав на себе чужака, дико заржав, встал на дыбы. Мурата тут же подняли на штыки нерастерявшиеся солдаты охраны. Яростно сопротивляющегося, так и не сумевшего справиться с взбунтовавшимся конём Нарыма стащили на землю подоспевшие со всех сторон однополчане Крапивина. Любимчик полковника Листьева, Епифан Морошкин подоспел на место трагедии уже поздно. Собственноручно закрыл коченеющему другу глаза и, расстегивая на ходу мундир, безоружный, смело вошёл внутрь круга, которым толпа русских солдат тесно окружила шального басурманина.