Валерий Журнега - Защита Отечества

– Не задерживай, Стешка. Галушки стынут, – незло заругался Остап, легонько стукнув деревянной ложкой по лбу покорно зажмурившегося ребёнка. Семья тут же спохватилась и дружно заработала ложками.

Клим Борщ увлечённо кормил своих голубей, когда на пустующие жерди его голубятни неожиданно сел одинокий голубь. Сразу признав в нем долго отсутствующего своего пернатого товарища, голубиная семья дружно заворковала в просторной клетке. Очень нравился Борщу этот красавец, который, по его неоспоримому мнению, заметно выделялся среди всей голубиной братии. Бережно приняв с жерди на правую руку голубя, Клим с ладони левой руки кормил и поил своего великолепного любимца. И только после того как голубок насытился после дальней дороги, довольный Борщ снял с ножки крылатого почтаря принесённую издалека весточку. Чувствуя сердцем важность депеши, Борщ тотчас направился к Гавриле Степановичу Поддубному.

Полковник несколько раз, не веря глазам своим, прочитал донесение. Широко перекрестился и только затем поделился новостью с Борщом.

– Услышал наши молитвы Господь. Гетман наш, Грицько Нечёса – то есть почитаемый нами в миру Светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин – решил-таки вернуть нам боевое знамя и статус казачества.

Об этом днём раньше бывшие запорожцы боялись даже думать. Их обоих затрясла лихоманка. Чтобы унять противную дрожь, они выпили по чарке горилки, а когда на пороге хаты баловались крепким табачком, наперебой делились далеко идущими за сногсшибательной новостью сокровенными думками. Долго засиживаться не стали. Гаврила Степанович поспешил в церковь к отцу Серафиму, а Клим, напустив на себя важности, пошёл по станице и каждому встречному толковал новость. К полудню он уже не держался на ногах, но у него всё-таки хватило сил добраться до поля Сашко Масюка и там он, наконец, рухнул, вцепившись мертвой хваткой в родную землю, сладко уснув на бровке поля среди густой травы богатырским сном.

На вечернюю молитву в церковь набилось много возбуждённого новостью православного народа. Помолодевший лет на двадцать отец Серафим, окрыленный Духом Святым, ладно правил службой. После вечери вышел из Храма к казакам, тесно собравшимся на церковной площади.

– Братья и сестры! – уверенным голосом обратился священник к застывшему народу: – Смирением и покорностью вы заслужили сегодня доверие Царя и Отечества! За преданность и трудолюбие Императрица Российская Екатерина Вторая жалует вас землями на веки вечные! Возвращаются к нам на Кубань заблудшие наши товарищи! Но вы пришли сюда первыми, а значит, на вас лежит нелёгкая ответственность защитить от сатанинской скверны эту обетованную землю! Верность и стойкость наша от Господа, в праведности сила Духа!

После такого напутствия отец Серафим благословил притихших казаков крестным знамением.

– Идите с миром по домам и подумайте там хорошенько, как дальше жить будете, – с искренней любовью добавил к сказанному отец Серафим и удалился.

Долго ещё стоял неподвижно народ возле церкви, усваивая в своих сердцах услышанную от священника истину, и только потом, светлея лицами, все начали расходиться в разные стороны.

Отец Серафим не дожил до того времени, когда черноморские казаки высадились на берегу Тамани. Его похоронили невдалеке от церкви, на берегу Кубани. Часто можно было видеть казаков, молящихся на его ухоженной могиле. Многим православным за искреннюю молитву являлось в миру чудо. После изменения русла реки Кубань хуторское поселение запорожских казаков, Кулябка, начало часто страдать от паводка. Наведённая неутомимыми тружениками высокая дамба не давала доброго результата. Разочарованные, но не сдающие просто так позиции, настырные в жизни сечевики по воле стихии начали медленно вместе с церковью Христовой отступать в сторону Варениковской переправы, пока не прилепились к Варениковскому хуторскому поселению. Затем незаметно для себя слились воедино с будущей казачьей станицей. Такое слияние русского и украинского народа на берегах реки Кубани достойно пополнило культурное наследие Отечества культурой Кубанского края.

Громко зазвенело в тишине улицы металлическое ведро. Подполковник Паливода мгновенно проснулся. Когда в командирский шатёр ввалился его ординарец Самсон Цибуля, подполковник лежал неподвижно на спине с открытыми глазами.

– Доброе утро, батька, – расплывшись в доброжелательной улыбке, поздоровался с Паливодой ординарец.

Ответа не последовало. Зная норов подполковника, докучать ему словами с утра Цибуля не стал. Ожидая распоряжений, на несколько минут задержал свой любопытствующий взгляд на лице подполковника, уставившегося в потолок шатра. Не дождавшись от начальства распоряжений, Цибуля сделал шаг в сторону окна. Раздвинул на нём занавески и, разочарованно махнув рукой, убрался восвояси.

После пирушки с группой егерей, прибывших вчера в расположение гребной флотилии для выполнения важного задания, подполковник чувствовал себя погано. Пересиливая ватное состояние тела, сладко потягиваясь и зевая во весь рот, Паливода неохотно поднялся на ноги. Опустился на колени перед образами в восточном углу шатра, принялся шептать себе под нос слова «Утренней молитвы». В конце молитвы трижды перекрестился и после земного поклона поднялся с колен. Не отрывая взгляда от Иконы Георгия Победоносца, прочитал молитву «Ангелу Хранителю». Касаясь пальцами правой руки пола палатки, раскланялся поясными поклонами на четыре стороны света. Отряхнул брюки на коленях. Сгрёб с края крышки стола приготовленные ещё с вечера зеркальце и бритву, вышел на улицу.

Первым делом опорожнил переполненный за время сна мочевой пузырь на пожелтевшие колоски пырея с тыльной стороны шатра. Облегчившись, направился к умывальнику. Достал из кармана широких штанов зеркальце и бритву, положил их на столик рядом с умывальником. Стянул с себя испачканную на пузе жирными пятнами рубаху и швырнул её на куст шиповника. Снял с груди нательный крестик, поцеловал его и аккуратно опустил рядом с трофейным зеркальцем. Легко оторвал от земли руками медное ведёрко. Вначале утолил жажду, а затем, низко склонив голову, вылил оставшуюся в ведре воду себе на голову. Не разгибаясь, взял со столика кусок дегтярного мыла и энергичными движениями обеих рук намылил отросшие за пару недель волосы. Затем бритвой принялся сбривать их с головы. Когда справился с этим делом, подравнял, заглядывая в трофейное зеркальце, усы и только после этого нанёс мыльную пену на лицо и принялся водить бритвой по щекам и шее. В самом конце бритья уставшая от постоянного напряжения рука дрогнула. Сильно расстроившийся от пореза на лице подполковник нервно швырнул на столик окровавленный станок. Открыл воду и, громко фыркая, принялся смывать с головы остатки мыла. Когда вода в бочке закончилась, насухо обтерся полотенцем. Надел чистую рубаху, заботливо приготовленную ординарцем. Вернул крестик на шею и, плотно прижав влажное полотенце к ранке на подбородке, огляделся по сторонам.