Валерий Журнега - Защита Отечества

– Похмелье – дело тонкое. Не будем портить, господин есаул, такое удивительное и прекрасное сегодняшнее утро, которое в начале своем казалось безобразным, а вот в сию минуту оказалось прекрасным.

– Самсон Тимофеевич, собор всех офицеров полка у моего баркаса немедленно, – перебив на полуслове Лозинского, распорядился Паливода.

– Есть, господин подполковник, трубить общий сбор! – взяв под козырёк, бодро отчеканил в ответ Цибуля, и тотчас поспешил исполнять полученное из первых уст распоряжение.

Правда, по дороге на мгновение задержался возле командирских сапог. Заменил затвердевшие на солнечном жаре портянки батьке на свежие и, размахивая ими в руке, резво сбежал по узкой тропинке на отмель к баркасам.

– Цибуля, он казак правильный. Такие в своё время только на Сечи водились, – глядя вслед ординарцу, с особым уважением произнёс Паливода.

Лозинский выбил о каблук сапога табачную золу из трубки и, понимая, что поправка здоровья закончилась, кивнул в сторону своей фляги. В ответ на отрицательные движения головы Паливоды, только тяжело вздохнул. Живо поднялся на ноги. Стряхнул с брюк прилипшую листву. Придерживая рукой головной убор, протиснулся сквозь стену ветвей черёмухи и бодро зашагал в сторону расположения своего отряда.

Командиры собрались мгновенно. После чёткого доклада старшины Бульбанюка подполковник Паливода отдал приказ «вольно».

Чтобы не тратить время впустую, батя старательно принялся рисовать перед расслабившимися офицерами стеблем камыша на песке линию обороны турок. Когда эскиз рисунка был полностью готов, подполковник начал излагать приготовившимся внимательно слушать подчинённым свой план боевых действий.

– Вчера мною был получен приказ от вышестоящего начальства…

После этих слов подполковник строго осмотрел всех собравшихся и, чувствуя внимание офицеров, продолжил:

– С особой осторожностью нам предписано подобраться к артиллерийской батарее неприятеля, которая прикрывает со стороны Дуная подступы к крепости Измаил. Но прежде чем на рассвете начнётся общевойсковая операция, нужно скрытно сбросить на вражеский берег абордажный десант из пластунов старшины Бульбанюка и егерей есаула Лозинского…

Подполковник поднял глаза на офицеров и, чувствуя сердцем, что всем всё пока ясно, продолжил далее разъяснять свой план.

– Это отличнейшее местечко, о котором хорошо осведомлён мой кормчий Масюк. Там отряд во главе со мной определится на местности и по обстановке тихо снимет неприятельские посты. Задача остальных старшин – по сигналу голубиной почты осуществить молниеносный сброс общего десанта на берег. Моя задача – нейтрализовать охрану батареи. Ваша задача – ударом в лоб сбить противника с толку. Как только басурмане увязнут на ваших решительных действиях и бросят против вас основные силы, мой отряд ударит во всеоружии туркам в спину. Эффект неожиданности и слаженности в действиях обоих отрядов обеспечат нам победу. Как только мы решим свою задачу, полковник Бурсак Фёдор Яковлевич поведёт своих пластунов на штурм стен крепости. Если мы провалим операцию, штурм Измаила сорвётся. Наши земляки понесут невосполнимые потери, которые нам наше Отечество не простит. Может, какие соображения по плану действий у кого-нибудь имеются, или всё и так предельно ясно?

– Хорошо бы пушки, захваченные у противника, всем гуртом в сторону крепости развернуть и разом ударить из них по стенам. Возвышенность там удобная, да и толковые бомбардиры у нас имеются, – выложил свое мнение старшина второго баркаса Никита Заяц.

Все офицеры, оживившись, согласно закивали головами. Сетуя на свою забывчивость, подполковник недобро глянул в сторону Никиты. Наперёд предчувствуя скандал, Заяц повернул голову в сторону старшины Бульбанюка. Но тот, глубоко занятый своими мыслями, стоял молчаливым истуканом, тупо уставившись в носки надраенных до блеска сапог.

– Что я не так сказал, господин подполковник? – оставшись без поддержки товарища, начал отстаивать свою точку зрения Заяц и тут же добавил: – Разбежится народ блиндажи противника зачищать, а нам с вами пушки вдвоём разворачивать придётся. Не железные пупки, развяжутся! И тогда добытые лихими казаками богатства пойдут нам не в жилу.

На слова Никиты старшина двенадцатого баркаса Гаврила Софонов громко разразился смехом, но оставшись без поддержки остальных офицеров, осёкся.

Такие плоские шутки Зайца сильно раздражали подполковника. Неуместное подшучивание со стороны старшины даже в обычной обстановке всегда заканчивалось между ними грандиозной ссорой. После вспышки неконтролируемого гнева Паливода обычно круто осаживал Зайца. Надувал обижено губы и первое время старался вообще не замечать Никиту. Затем, резко изменив тактику, начинал отыгрываться на нём, правда, всегда в рамках устава.

Сегодняшняя выходка основательно испортила хорошее настроение батьки. Даже сейчас в виноватом лице старшины глаза подполковника через очки самолюбия видели надменные нотки. Оставив Зайца на закуску, батя вначале резко отчитал перед вытянувшимися во фронт офицерами внешний вид старшины Софонова. Затем взялся за Никиту.

– Что ты смотришь на меня, словно я тебе имение своё в карты проиграл? – дрожащим от волнения голосом поинтересовался у Зайца подполковник.

Никита сдёрнул с головы кубанку и поник челом. Эта мальчишеская выходка старшины только подлила масла в огонь. Придерживая задёргавшийся левый глаз пальцами правой руки, Паливода строго поинтересовался у офицеров полка:

– Всем всё ясно?

Задавать вопросы разгневавшемуся батьке никто не решался. Расценивая молчание подчинённых как хорошо усвоенный приказ, подполковник с суровым выражением на лице навёл пристальный взгляд на старшину Зайца, но тот, прижав плотно головной убор к груди, глаз своих от земли не отрывал. Продолжающаяся комедия негативно воздействовало на обострённое самолюбие Паливоды. Нервно сорвал трясущимися пальцами с пореза на своем лице лист подорожника и швырнул его на землю. Каблуком сапога втёр его в землю.

– Вот так и с тобой поступлю, чучело гороховое. Вернёмся с задания – лично сдам тебя в лапы Вахмистра Скрябина! Пускай проверит твою личность на вшивость. Терпеть более твои выкрутасы не стану. Балаган устраивать в полку никому не позволю!

Неприязненно высказался в адрес Зайца Паливода. Резко перевёл взгляд на старшину Бульбанюка и… от бравой выправки своего любимца сменил гнев на милость. Ему даже захотелось по-приятельски разжиться у последнего табачком. Открыл было рот, но тут же вспомнил, что сейчас происходит и где он находится. Вовремя отмахнулся от просьбы и уже спокойным голосом, обращённым к офицерам полка, распорядился: