Валерий Журнега - Защита Отечества

– Дивись, хлопцы, в нашем полку прибыло.

В нише тотчас на широком топчане зашевелились товарищи. Потревоженные внезапным вторжением непрошеных гостей, запорожцы без всякой паники рассаживались по всему лежаку. Важно расправляли длиннющие усы, по-детски сопели, подобно ленивцам почёсывались. Казалось, что они давно ждали этого момента, отчего с нескрываемым интересом разглядывали хитрющими глазищами переодетых в запорожцев разведчиков.

У ворот внутреннего коша разведка, наконец, раскрыла себя. Служба при входе в столицу Запорожского Войска неслась исправно. Поднимая лай местной злобной псарни, в слободу беспрепятственно входили лихие егеря полковника Языкова. Кавалер полковник Розен, сомкнув ряды своих доблестных всадников, опасаясь подвоха, предусмотрительно схоронился в ближайшей роще, готовый отразить любую вылазку конницы Войска Запорожского. Полковник Мисюрев, с белым флагом и парламентёрами, спешно прибыл к дубовому частоколу с внешней стороны рва и не очень убедительно потребовал препроводить себя к кошевому атаману.

Военная баталия, вопреки всякого рода кривотолкам, окончилась мирным путём. Молоденькое солнышко уверенно отрывалось на востоке от макушек вековых деревьев, когда капитан Листьев привёл своих разведчиков к уже знакомому колодезю. Лёвушкин одолжил ведро у подошедшей к колодезю сухой казачки. При помощи скрипучего журавля поднял из глубокого выложенного камнем горла колодезя полное ведро воды. Разведчики с удовольствием утолили жажду. Затем, выстроившись в шеренгу по одному, быстро наполнили ведром смастерённое из единого камня корыто и с задорными криками да детскими шалостями принялись плескаться в нём, словно утки. Казачка подняла из колодезя ведро воды и заботливо предложила слить воду на руки сиротливо стоящему в стороне военному. Листьев от своевременного предложения отказываться не стал. Охотно освободился от амуниции. Стянул через голову ещё не успевшую просохнуть от пота рубаху. Студеная вода несла молодому жилистому телу чудотворную бодрость, хорошо смывала вместе с липким потом раздражение от укусов мошкары и крапивы. Словоохотливая казачка, умело смешивая украинскую мову с русской речью, не забывая исправно сливать воду из ведра в подставляемые пригоршни рук русского солдата, ни на секунду не умолкая, достаточно полно освещала все новости последнего времени. Занятый купанием, капитан в суть селянских новостей глубоко не вникал, но из уважения к рассказчице время от времени разгибался, энергично растирая воду на волосатой груди, утвердительно кивал головой, простодушно в знак благодарности улыбался.

– Молодец, Олеся, всё обо всех успела рассказать, как та сорока. Шустрая ты, как я посмотрю, за тобой нам, молодым, не угнаться. Только, наверное, забыла поведать пану военному, что твой Осип на Дунай под крыло к турецкому султану сбежал, – спокойно произнёс сзади женский голос.

От неожиданности Листьев непроизвольно сжался. Олеся запнулась на полуслове. Капитан медленно развернул голову. Когда повстречался глазами с миловидным лицом тридцатилетней хохлушки, сердце его быстро забилось в груди. Стройная селянка, ловко управляясь сильными руками с колодезным журавлём, легко и быстро наполнила до самых краёв воду в свои вёдра. Управившись с работой, с вызовом глянула на притихшую Олесю. Та, задетая за живое, понимая своим бабьим сердцем смутное время, при представителях власти благоразумно помалкивала. Так и не дождавшись ответа, милая хохлушка высвободила из-под платка тугую русую косу. Перебросила её из-за спины на пышную грудь. Заученными движениями пальцев неспешно принялась сплетать её распушившийся кончик. Используя своё неотразимое оружие, улыбалась до ямочек на румяных щеках, черными, как смоль, глазами пытливо оценивала кротко притихших солдат. Долго смущать взглядом неотразимой чаровницы растерявшихся русских парней не стала. Кокетливо одёрнула цветастую юбку и, подхватив на крючья коромысла жестяные вёдра, двинулась по тропинке, ведущей от колодезя в сторону основной дороги. Ожившие чувствами мужики, жадно впившись глазами в её плавно движущиеся под тонкой юбкой крутые бедра, восхищённо провожали вожделенными взглядами уплывающую прочь забаву.

Олеся молча доделала своё дело. В зелёных глазах её бесновались недобрые огоньки. Сдерживая крайние эмоции, она зло выплеснула остатки воды из ведра на крупные листья бурьяна возле колодца. Пока доставала из колодезя воду, негромко, но так, чтобы слышали все, начала рассуждать вслух.

– Мой Осип Емельянович с турецкой войны с медалью на груди вернулся. А что с товарищами ушёл новую Сечь строить, так он вольный казак. Чуток обживётся на Дунае, раз здесь на родной земле места для запорожских казаков совсем не осталось, и я с детишками к нему переберусь. Такая, видно, нам горькая доля на судьбу выпала. А Гелька пускай идёт на свою Кубань, комарьё кормить.

Олеся с поклоном попрощалась с военными и, схватив правой рукой сплетённую из суровой верёвки ручку тяжёлого деревянного ведра, расплёскивая воду на босые ноги, живо понеслась вслед за скрывшейся за поворотом Гелькой в надежде перехватить её у ворот хаты и высказать всё, что она сейчас в своём уме про неё надумала.

В сутолоке движения на дороге Листьев приметил однополчан, сопровождавших верхом на лошадях дымящую трубой полковую кухню. Все быстро привели себя в порядок и, построившись в колонну по двое, не упуская из обоняния дух жареного лука, сала и гречки, двинулись вслед за полковой кухней.

Утро следующего дня выдалось весьма скверным. Непроглядный туман, выпавший по всей округе, ещё до полуночи начал редеть, но лишь с рассветом и только после боя главного колокола на звоннице Покровской церкви наконец рассеялся. Держа парадный строй, не жалея густой травы-муравы, браво вышло в широкое поле доблестное российское войско. Бесформенной лавой вслед за русской гвардией подтянулись чуть позже на место сбора запорожские казаки. Крупные капли слепого дождика сорвались с небес. Генерал-поручик Текели, не обращая внимания на начавшийся ливень, на белом коне принимал парад у двух собравшихся вместе войск. Российские солдаты, глазами пожирая своего полководца, на приветствие последнего ответили во всю силу своих лужёных глоток. Казаки отвечали московскому воеводе неохотно, да и невпопад. При объявлении высочайшего соизволения Ея Императорского Величества, над головой оратора в густой кроне стоящего между войсками векового дуба затеяли не на жизнь, а на смерть кровавую драку две сварливые сороки. Сдерживая темперамент арабского скакуна, барон Розен лихо выдвинулся из строя и метким выстрелом из пистоля разрешил неуместную скандальную распрю. Сквозь огромное грозовое облако, почти касающееся креста местной церкви, внезапно пролился с небесной тверди яркий свет. В тот же час родившаяся в пасмурном небе сочная радуга, на удивление всем, восстала одним основанием на Сечь, другим же уверенно оперлась на Новосечинский ретраншемент. После оглашения строжайшего повеления Российской Государыни, освобождённые от присяги сечевики неохотно сложили ружья. Под треск барабанов парадным маршем уходило с поля хорошо организованное русское войско, унося в свой лагерь ценные трофеи. Только что упразднённое Запорожское войско в смятении своём разбегалось в разные стороны. Честно отслужившие ветераны и горемычные калеки громко сетовали на судьбу-кручинушку, не стыдились в горький час своих слёз. Основательно вытоптанное поле вскоре опустело. Разбитая пулей сорока покоилась в неглубокой яме подрытого корня дуба. Чудом уцелевший кое-где травяной стебелёк упрямо тянулся к небу. Основная же масса травы безжалостно погибла от солдатских сапог.