Валерий Журнега - Защита Отечества

Испугавшись большого количества народа, забравшегося на крышу церкви, голубиная стая шумно поднялась на крыло. Ещё некоторое время потревоженные голуби безнадёжно кружились над головами серьёзно взявшихся за дело людей. Кровля храма на глазах меняла свои привычные формы, а из-под отрываемых досок крыши, словно горох, высыпались на землю не досиженные голубиные яйца. Прогоняемые диким свистом, навсегда теряя некогда обжитый кров, птицы стремительно взмыли в небо и за считанные мгновения стали ничтожно малы под облаками.

Суета-сует овладела всей Запорожской Сечью. Всё в округе кружилось дьявольским хороводом. Взятые ещё вчера после полудня в плен кошевой атаман, писарь и войсковой судья были немедленно выпущены сегодня на свободу под честное слово. Разобраться без них что к чему в товарищеском ордене было просто невозможно. Правда, Пётр Иванович Калнышевский, принявший обет покаяния, от всех насущных дел самоустранился. Он спокойно сидел дома и на все многочисленные вопросы простецки пожимал плечами, отхлёбывал из блюдечка чай, хитро улыбаясь в седые усищи. Писарь Глоба и войсковой судья Головатый сами, как могли, отдувались от дотошного московского начальства.

Охотников разбирать Тело Христово вызвалось немало. Работа исправно кипела кругом. Отец Серафим скорбно сидел на камне возле красных дверей церкви, время от времени тяжело в сердцах вздыхал, неустанно читал себе под нос молитвы и широко крестился. Лучший плотник на Сечи Остап Головченко, гонимый любовью Христовой и личным состраданием к уважаемому всеми священнику, решительно приблизился к погружённому в сокровенные таинства отцу Серафиму и, боясь прогневить его, трижды перекрестившись, клятвенно заверил, упав на колени перед упавшим духом батюшкой:

– Не горюй, отче. На радость небесам, если жив буду, воздвигну в новых землях твою красавицу! – Священник в ответ грустно улыбнулся.

К закату, как и обещали мастера, добрались-таки до пола церкви, из-под которого метнулись в разные стороны тараканы да крысы. Только одна, огромная, белая церковная крыса бежать прочь от людей не стала. Важно усевшись на задние лапки, отбросив длинный хвост, щурясь от яркого света, крысиная королева розовым носиком тянула дух улицы с разных сторон. Никита Скиба ловко накрыл её корзиной, а всегда присутствующий при нём Андрийка пересадил несопротивляющуюся пленницу в железную клетку.

К сумеркам во внешнем коше столы ломились от закусок. Выкатывались из винных погребов закупоренные бочки с горилкой. Празднично одетые, русские и сечевики чинно выпивали и не спеша закусывали. Кому не велено было ходить на праздник, шли в гостеприимную слободу украдкой. Такие незаконные компании располагались повсюду на укромных полянках, которые строгий патруль стороной обходил. Изрядно причастившись и не имея времени засиживаться долго, на неуверенных ногах возвращались солдаты из гостей в свой лагерь, неся с собой товарищам закуску и выпивку.

Прохладный ночной воздух содрогался от песен. Пускались в перепляс казаки и солдаты. Наиболее удалым аплодировали, но там, где силы зла были сильнее, пускались в ход и кулаки. Ветерок временами громко рылся в загривках огромных деревьев. Полная луна пробивалась ярким светом сквозь жидкие облака, гонимые на восток. В рваных дырах мерцали яркие звёзды. Жадный кровосос лютовал в округе и, упившись пьяной людской кровью, валился замертво под ноги веселящихся сердцем православных людей.

Григорий Потёмкин, удобно упершись широченной спиной в высокую спинку кресла, заложив руки за голову, единственным глазом своим придирчиво осматривал углы своего кабинета. Иногда отрывал взгляд от стен и, пристально уставившись в потолок, замирал на некоторое время. Спешно вызванный в кабинет Светлейшего князя, начальник канцелярии Василий Попов застыл в ожидании. Его присутствие никогда не мешало Потёмкину думать. В такие минуты он просто не замечал его и спокойно разбирался со своими мыслями, зная наперёд, что никто более не сможет придать им ясность на деле. Наконец, всемогущий «король юга» опустил руки на край письменного стола, навалившись на него всем своим могучим телом. Повернул голову в сторону покорно ожидающего своей участи Попова, посверлил всевидящим оком умное лицо исполнительного секретаря. Попова это вовсе не смутило, ибо в налитом кровью и тоской глазе хозяина он чётко видел необузданную мысль, которая требовала воплощения.

– Ну что, Василий, – без всякого гнева и радости обратился сильно озабоченный Светлейший князь к своему незаменимому помощнику, – обвёл-таки нас, наивных, хохол Калнышевский вокруг своего пальца. Захваченный в Сечи архив – пустая трата времени. Смешно поверить, но в запорожской казне наличность составила на сегодня три рубля шестьдесят две копейки. Пушки все негодные, а порох к ним изгажен водой. Гребной флот как бы не существовал там вовсе. Пять тысяч сабель, предав государыню, как некогда Петра Великого, сбежало за Дунай, и только совсем немного преданного России малороссийского народа потащило Покровскую церковь к старообрядцам и некрасовцам на Кубань. Вот теперь и объясни мне, непонятливому, дорогой мой Василий Степанович: за чей счёт мне придётся строить деревни для хохлов в Новороссии?

Крепко раздосадованный нищетой малороссов Потёмкин живо подскочил с кресла и нервно заходил взад-вперёд по просторному кабинету, цепляясь полами широкого халата за что ни попадя. Не обращая внимания на создаваемый неуклюжестью своей хаос вокруг себя, зло ворча себе под нос, очень долго собирался с мыслями и только после того, как негативные эмоции покинули его разбушевавшееся сердце, далее уже совершенно спокойно начал излагать давно вызревшие в нём мысли.

– Пётр Великий непокорным людишкам бороды рубил, а я милую их бороды пышные, а вот чубы непокорные начисто с их непутёвых голов сбрею! По монастырям смутьянов распихаю! В Сибири выю горячим товарищам остужу! Кроткими враз станут! Правдой и верой Отечеству служить заставлю!

После эмоциональной речи Потёмкин впал в буйство, но скоро овладел собой и, уткнувшись лбом в прохладное оконное стекло, заставил, наконец, себя успокоиться. Как никто иной зная крутой нрав своего хозяина, всё это время терпеливо хранивший молчание сметливый секретарь осторожно попытался покинуть кабинет.

– Да, вот ещё что, Василь Петрович! Чуть было не упустил… проследи лично сам, голубчик, чтобы этого хохла войскового судью Антона Головатого не упекли далеко. Думаю, что он ещё скоро нам пригодится.

Всегда готовый исполнить волю хозяина, расторопный начальник канцелярии проворно обернулся и, не успевшим ещё обсохнуть пером, быстро пометил в своих бумагах последнее распоряжение Светлейшего князя. После чего, почувствовав себя здесь лишним, сохраняя собственное достоинство, секретарь скромно покинул кабинет, аккуратно затворив за собой двери.