Виталий Надыршин - Светлейший

Неожиданно справа от него отворилась широкая дверь. От лёгкого движения ветерка пламя свечей затрепетало, на стенах заплясали загадочные тени. Сердце Потёмкина забилось от волнения.

В сопровождении небольшой свиты из двух фрейлин и придворного ювелира вошла, вся в чёрном, супруга нового императора, Екатерина Алексеевна. Подойдя к гробу, она поклонилась покойной.

Григорий жадно разглядывал лицо Екатерины. Даже в полумраке оно выглядело уставшим и озабоченным. Понюхав несвежий воздух, супруга императора прикрыла носик платочком и сморщилась.

Небольшого роста, щуплый, с чёрной повязкой на руке ювелир бережно держал в руках округлой формы свёрток, завёрнутый в материю. Не скрывая брезгливости, он прикрыл платком нос и что-то сказал на ухо Екатерине Алексеевне.

– Это не займёт много времени, господин Позье, – услышал Потёмкин голос Екатерины. – При условии, что хотя бы вы правильно сняли мерки с головы покойной.

Ювелир хотел что-то сказать, но Екатерина Алексеевна не дала ему этого сделать.

– И не надо оправданий, как у вашего коллеги Экарта, – добавила Екатерина, – мол, голова императрицы распухла и надо переделывать погребальную корону. А что, он не знал этого раньше? Завтра погребение, нельзя больше тянуть с похоронами. Приступайте, господин ювелир!

Позье сдёрнул материю со свёртка: в тусклом свете Григорий разглядел золотую погребальную корону. Ювелир подошёл к гробу и растерянно произнёс:

– Подержал бы кто голову, ваше величество…

Екатерина осмотрела зал: других мужчин поблизости не было (пьяненький дьякон успел куда-то испариться), и взгляд её наткнулся на военного, стоявшего в карауле недалеко от гроба. Красивый молодой капрал с шапкой-треуголкой на голове восхищённо смотрел в её сторону.

Екатерина внимательным взглядом окинула высокую стройную фигуру. Её поразили глаза капрала: даже при свечах они светились, излучая искорки бирюзового цвета. Брови, приподнятые и разделённые правильно очерченным, несколько крупноватым орлиным носом, придавали его внешности вид энергичного мужчины. А вот полные чувственные губы делали рот караульного почти детским, непорочным. И это невольно привлекало.

– Кажется, мы встречались с тобой, касатик? Помнится, силён ты был в учении божеском. Матушка Елизавета Петровна тоже сие отметила. Митрополитом аль ещё кем мечтал стать?. Видать не случилось, коль с ружьём стоишь?

Сердце Григория словно полковой барабан, учащённо забилось. Он растерялся, как и в прошлый раз, и вновь от волнения потерял дар речи. Не в силах произнести ни слова, Потёмкин кивнул головой.

– Голубчик, помоги господину ювелиру, – и, заметив некоторое замешательство, с едва заметной усмешкой добавила: – Можешь положить ружьё, я разрешаю.

Ладони Григория от волнения стали липкими. Стараясь не смотреть на лицо покойной, он приподнял её голову. Она была холодной и на удивление тяжёлой.

Ювелир осторожно примерил корону: она опять не налезала. Позье ловко вытащил из кармана инструмент, открутил крепление на ободе короны и раздвинул его. Надев корону, ювелир облегчённо вздохнул и вопрошающе посмотрел на Екатерину.

– Слава Богу, подходит, – прошептала она.

Ювелира поразила перемена в её лице. Еще недавно, по пути сюда, она гневно высказывала ему претензии к работе Экарта, не стесняясь в выражениях. Теперь он не мог не заметить удивительного отличия: вместо властной энергичной особы, привыкшей повсюду командовать и повелевать, перед ним стояла женщина с выражением кротости и даже печали.

Устремив взгляд на покойную, сложив на груди руки в молитвенной позе, супруга императора чуть слышно что-то шептала. До ювелира доносились слова, видимо, прощальной молитвы, слова которой во всех странах не повторяют дважды, и надо успеть произнести их именно сейчас, сию минуту, сию секунду. Ювелир осторожно отступил на два шага назад. За ним последовали и фрейлины.

Голова Екатерины, покрытая чёрным платком, слегка покачивалась в такт сокровенным словам молитвы «Символ веры»:

– Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рождена, несотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившегося от духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за нас при Понтийстем Пилате и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанию. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сославима, глаголавшаго пророки во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь.

Екатерина ещё ниже склонила голову и замерла.

Наконец она очнулась, взглянула на ювелира и устало вымолвила:

– Всё, я задыхаюсь, пойдёмте, господин Позье. Надо отдохнуть: день предстоит тяжёлый.

У выхода она неожиданно остановилась. Повернула голову в сторону Потёмкина и мягко произнесла:

– Запамятовала я, как звать-то тебя, служивый?

– Гг-р-и-игорий Па-а-отёмкин, ва-аше величество, – заикаясь, еле выдавил из себя Григорий.

– Потёмкин… Спасибо тебе, Потёмкин. Отмучилась наша государыня, – Екатерина перекрестилась в сторону покойной императрицы и замерла в последнем поклоне.

Уже в спальне перед зеркалом, расчёсывая гребнем волосы, Екатерина неожиданно припомнила эпизод с короной. Она кокетливо надула губки и, обращаясь к своему зеркальному отражению, передразнивая застенчивого капрала, нарочито заикаясь, произнесла:

– Гг-р-и-игорий Па-а-отёмкин… Поди ж ты…

***

Москва. Июнь 1762 года.

Холодная, слякотная весенняя погода как-то плавно перешла в лето, но солнце всё равно редко появлялось над городом. Дожди, дожди…

Вот и сегодня гроза ворчит и переходит с места на место. Словно беззвучные удары сабель, на горизонте падают молнии, а вслед им каждый раз доносится раскатистая громовая канонада. Всё ниже, всё чернее наползали на тревожно затихший город тучи. Бывшая столица боязливо замерла в ожидании бури.

По улице вдоль большого каменного зджания, построенного буквой «П» и стоявшего вблизи Воскресенских ворот Китай-города, ветер гнал ворох мусора.

Здание было построено полвека назад для Земского приказа. Также в нём находились Главная аптека, присутственные места, ресторация. Шло время, и «аптекарский дом» (за ним так и осталось это название) обветшал: обшарпанные стены и выбитые окна производили на прохожих унылое впечатление.