Виталий Надыршин - Светлейший

Решение не приходило. Пауза затягивалась. Бутурлин продолжал лихорадочно размышлять:

«И гвардия недовольна… Двадцать лет назад гренадёры вмиг Елизавету на трон посадили. История повторяется… Если так, то Москва тихо сидеть должна. А если всё это враньё или переворот не удастся, тогда что? О, Господи… Голова кругом идёт. По-настоящему следовало бы с крыльца спустить нахалов да по этапу отписать. А вдруг повторится история… Поди, знай… Как быть? А этот нахал ведь пальнёт ещё».

Не менее лихорадочно размышлял и Потёмкин:

«Из башки всё вылетело. Не так разговор пошёл. Зря сразу о спасении России начал. Тут ещё Денис со своими татарами влез… Понять можно фельдмаршала. Ни с того ни с сего три увальня вдруг заявляют старику о государственном перевороте. Тьфу… Теперь и в самом деле может арестовать. Орлов предупреждал ведь: особый подход к графу нужен. А теперь… Так есть в усадьбе солдаты?..»

Внимательно следя за глазами и рукой вахмистра, Бутурлин сделал осторожный шаг назад. Его слуги стали переглядываться. Молчание затягивалось до неприличия.

Фонвизин не выдержал первым, шепнул на ухо Якову:

– Давай, Яшка, чеши языком, чему вас, дипломатов, там учат? Грица знаешь, укокошит старика… Всем конец.

– Ваше сиятельство! Я нижайше прошу внимания одного из самых уважаемых людей, честно служившего и служащего России, – торжественно начал Булгаков.

Фельдмаршал отвёл взгляд от дула пистолета и настороженно посмотрел на Якова.

Денис незаметно ухмыльнулся: «Ну всё, понесло! На конька своего сел, только фанфар не хватает. Сейчас начнёт петь дифирамбы заслугам старика. А какой старик не оценит хвалебной речи в свой адрес? Вспомнит то, чего и не было. Давай, Яшка…»

Начинающий дипломат начал красочно перечислять многочисленные заслуги графа, всячески обходя неоднозначные подробности. Денис облегчённо вздохнул: «Это надолго…»

А Булгакова понесло дальше. И вот уже раздались громы пушек, крики «Ура!» Вот император Пётр II лично накидывает на плечи храброго вояки генеральский мундир и прикалывает очередной орден, вот прусские знамёна летят к ногам непобедимого генерала Бутурлина, а вот императрица Елизавета Петровна присваивает ему звание фельдмаршала и графский титул. И наконец фельдмаршал на белом коне торжественно въезжает в…

Тут Булгаков запнулся. Он не знал, куда мог бы въехать на белом коне не слишком удачливый в военном деле фельдмаршал Бутурлин. «То ли в Берлин, то ли в Москву, а может, в Петербург? Чёрт знает, куда могло занести его. Но в столицу… на белом… всё-таки вряд ли», – решил он.

– …в белокаменную Москву, – Яков закончил фразу и, выдохнув, уточнил: – Я ничего не забыл, господин фельдмаршал?

Возле распахнутой двери из-за спин дворовых мужиков на происходящее с любопытством глазели слуги. Стояли тихо, ожидая, что же будет дальше.

В пылу словесных баталий и шумных награждений старого генерала в комнату тихо вошли супруга и старшая дочь графа. Теперь они так же, широко раскрыв глаза, смотрели на умолкшего Булгакова.

Рука Потёмкина затекла, и он опустил пистолет. Яков молчал. Заданный им вопрос ждал ответа. Дюжина пар глаз завороженно смотрела на оратора: все ждали продолжения. Старшая дочь, Варенька, девица двадцати лет, надув губки, капризно произнесла:

– А дальше? Папенька ещё на Кавказе воевал…

– Прохор, распорядись, чтобы стол накрыли на веранде, – неожиданно тихим голосом произнёс граф, – чаю с наливочкой попьём с гостями. А вы все пошли вон.

И, взяв графиню под руку, он учтиво махнул странным гостям рукой, приглашая следовать за ним.

Друзья облегчённо вздохнули, переглянулись и пожали плечами.

– Такое впечатление, что в этом доме угрожать хозяину пистолетом – дело привычное, – прошептал Фонвизин.

Потёмкин хмыкнул и поглубже засунул пистолет за пояс. Довольный своим выступлением, Булгаков не слышал Дениса, он усиленно пытался вспомнить хоть какие-нибудь подробности про службу графа на Кавказе, но так и не вспомнил.

Семья хозяина дома чинно направилась на веранду, беззаботно обсуждая пламенное выступление такого милого молодого человека. Гришка облегчённо вздохнул. Варенька украдкой поглядывала на Потёмкина.

За столом, крытым белой вязаной скатертью, расселись строго по старшинству. Во главе – уже успевший переодеться хозяин, графиня, Екатерина Борисовна, дочь старшая, дочь младшая, Екатерина.

Двенадцатилетняя Катюша, как её ласково называл отец, появилась минуты три назад и теперь, насупившись, сидела за столом. Как не расстроиться: пропустила такое представление… Отца она не слушала – неинтересно.

На счастье Якова, Александр Борисович сам стал рассказывать о своих подвигах на Кавказе. Однако рассказывал он нудно, нравоучительно. Не звучали в его голосе фанфары, не гремели пушки, не раздавались победные крики «Ура!» Рассказ вышел сухим, скучным, и вскоре, к удовольствию присутствующих, граф сменил тему разговора.

– Прохор передал мне, что ты, вахмистр, племянником Григорию Матвеевичу, царство ему небесное, приходишься.

– Да, граф. Дядя почил в бозе.

Две дородные служанки стали ставить на стол четырёхгранные бутылки с разными настойками, посуду, вазочки с вареньем, пироги и прочее. Запыхтел большой самовар. Наконец слуги удалились.

– Ах, как жалко, сына Петеньки нету, – с явным сожалением произнесла хозяйка дома Екатерина Борисовна.

Вторая жена Бутурлина, в девичестве – Куракина, в свои почти шестьдесят лет выглядела очень мило. Мягкая интонация речи и кроткий вид придавали внешности этой женщины, матери троих детей, чисто русский образ.

Григорий был наслышан о князьях Куракиных, имевших древнее истинно русское происхождение, но видел представительницу этой знатной фамилии впервые и сейчас с удовольствием разглядывал лицо графини.

– Он с женой Машенькой – в Испании на дипломатической службе, посланник государя нашего, – с явными нотками гордости за сына продолжила графиня.

Потом, словно что-то вспомнив, повернулась к мужу и воскликнула:

– Батюшка, похвались теперь своими домашними трудами. Какую настоечку предпочитаете, молодые люди? Александр Борисович сам лично следит за всем процессом приготовления. Никому не доверяет. Вот вишнёвая, вот тминная, вот черёмуховая…

– Папа любит шалфейную, – озорно вставила Катенька, – а мама, когда кашляет, – укропную настойку. А я пробовала, мне не понравилась. Горькая и противная… Брр…

Екатерина Борисовна посмотрела на дочь укоризненно. Отец, наоборот, ласково и рассмеялся.

– Выпьем, господа! Такого напитка, уверяю вас, сроду нигде не отведаете. Волконские и Нарышкины пытаются меня обскакать. Да где там!.. Катюшенька правду сказала: люблю шалфейную, а ещё и анисовую. Вот, вахмистр, хоть вы и пытались меня пристрелить, но анисовки испробуйте! Свеженькая… враз запоёте от удовольствия. Давайте, господа, выпьем за здоровье нашего…