Василий Иванов - Я вернусь

Глава 12. За двадцать пять тысяч

После того как я узнал о том, что меня усыновили, я жутко злился, когда мне лишний раз об этом напоминали. Скажу больше, мне вообще не нравилось любое упоминание о моей родной семье.

Помню, когда я учился в четвертом классе, было какое-то распоряжение правительства, согласно которому семье, в которой было семеро и более детей, давали по двадцать пять тысяч рублей. Узнав об этом, мои родные родители решились переговорить с моими приемными матерью и отцом, чтобы я вернулся к ним на время, дабы они смогли получить эту огромную по тем временам сумму.

Денег тогда практически не было, все работали за трудодни, потому ажиотаж был довольно-таки большой. У Тихоновых, как на грех, было шестеро детей, а меня – седьмого, они, получалось, отдали на воспитание. Родная моя мать Прасковья Семеновна рожала семнадцать раз, но в живых остались только семеро детей вместе со мной.

Мама подумала, посоветовалась с Давыдом и согласилась, поскольку хотела хоть как-то помочь большой семье, которая из-за непутевого отца-картежника еле сводила концы с концами. Она позвала меня и робко, как будто стесняясь, рассказала об этой просьбе Тихоновых. Сказать, что я был в ярости, значит, ничего не сказать. Меня такое предложение возмутило до глубины души!

–– Ты поживешь там пока учишься, ведь от Тихоновых до школы всего три версты, – увещевала меня моя добрая мама. – Глядишь, и нам будет легче. После того, как выплатят эти деньги, ты сразу к нам вернешься и, может быть, Тихоновы про тебя не забудут, дадут денег на новое хорошее пальто, шапку. Будешь у нас, как городской парень одет с иголочки…

Бедная, добрая моя, милая мама! Она все думала, как бы я жил в мире со своими родными, был одет и обут не хуже других. А я знал, что разлука со мной для нее еще большее испытание, чем для меня. Ради матери, только из-за нее, я согласился на этот нечестный эксперимент.

…В отчем доме мне жилось плохо. Я каждый день ждал, когда же Тихоновым выдадут их несчастные двадцать пять тысяч, и я смогу вернуться обратно. Братья и сестры меня не знали, не видели с рождения, потому особых родственных чувств ко мне не испытывали. Старшие нередко меня обижали, а поскольку я и сам не отличался тихим нравом, и всегда мог постоять за себя с кулаками, семейные скандалы случались почти каждый день.

Родная моя мать всегда держалась со мной холодно. Ни разу за то время, что я жил у них, не погладила по голове, не приласкала, не защитила от нападок братьев. Отец, и тот пытался проявлять какую-то суровую заботу, но от него я не принимал никаких знаков внимания.

Однажды, когда мы ужинали, а еды в большой семье, как известно, много не бывает, один из старших братьев стащил у меня мясо прямо с тарелки. Я в тот момент зачем-то отвернулся, а когда хотел продолжить трапезу, обнаружил свой кусок на тарелке у брата. Недолго думая, я стукнул его по голове рукояткой ножа, которым собирался резать свою долю говядины. Брат ойкнул, схватился за голову и, увидев на ладони кровь, (тяжелая рукоятка рассекла кожу) заревел благим матом. Мать подскочила к столу, отобрала у меня нож и, прижимая к груди ревущего парня, начала причитать:

–– Вы посмотрите, какого хулигана мы у себя приютили! Да он же чуть ребенка не убил!

Отец, к которому были обращены эти слова, оказался справедливей:

–– Не голоси и не вмешивайся. Пусть дети сами разберутся! – таков был его вердикт.

Я прожил у Тихоновых до комиссии, пока оформляли все эти бумаги на двадцать пять тысяч. А потом сразу же уехал обратно, счастливый, что могу вернуться домой. Необходимые документы были собраны, Тихоновы остались ждать заветной суммы от государства.

–– Мама, я приехал! – С такими словами прямо с порога я бросился к своей матери, по которой в родной семье скучал каждый день, а по ночам даже плакал в подушку, тайком от всех.

Мама всплакнула от радости. Прижала меня к себе, и мы долго молчали, счастливые, что разлука уже позади. Была весна, хотелось петь, летать от счастья, как на крыльях. Что еще нужно человеку в четырнадцать лет?

…Наступило зеленое лето. Пришла весточка из района, что обещанные деньги, эти двадцать пять тысяч рублей от советского правительства для многодетных семей нашли своих адресатов, в том числе и мою родную семью Тихоновых. Мама тогда позвала меня и сказала:

–– Тоойуом 9 9 8 Тоойуом (як.) – Ласковое обращение к детям, младшим по возрасту 8 Тонгсуо, езжай-ка ты к Тихоновым. Говорят, они большие деньги получили. Попроси денег на костюм. Пусть хотя бы сотню рублей дадут. Осенью в школу нарядным пойдешь. А о работе пока не заботься, мы с отцом за тебя потрудимся.

Я отнекивался, как мог, но мама была непреклонна. Пришлось ехать.

… У Тихоновых жизнь била ключом. Еще во дворе я увидел распахнутую дверь амбара. Там отец со своими приятелями вовсю рубился в карты. Народу было много. В амбаре стоял шум и гам, через каждую минуту раздавались веселые выкрики картежников. «Всюду страда, – подумал я, – а они в карты режутся! Делать им нечего!». Даже не поздоровавшись с отцом, зашел в дом.

Дома была сестра Мавра и старший брат Никифор, который в ту пору уже начал работать писарем. Они меня встретили холодно, не высказали ни тени удивления, не спросили, зачем я приехал.

Три дня я прожил у Тихоновых и ни разу никто из родных не поинтересовался о цели моего визита в столь горячую пору. Я понял, что денег мне здесь не предложат, а просить самому язык не поворачивался. На четвертый день я встал, собрался и уехал, не сказав никому ни слова. И родные проводили меня ответным молчанием. Больше до окончания школы я у них не бывал. А матери дома сказал:

–– Из этих двадцати пяти тысяч мне даже двадцати пяти копеек не дали! Стоило ли отрывать меня от работы для этой глупой затеи?

Мама горько улыбнулась, а потом, видимо только осознав, что мне удалось пережить, всплакнула:

–– Ничего, милый мой, проживем! И костюм тебе сами справим, ты, главное, не переживай!

Глава 13. Далекие родные

Забегая вперед, я хочу рассказать о том, как сложились мои отношения с родной семьей в дальнейшем, чтобы более к этой теме не возвращаться…

В 1941 году, когда я заведовал в Сыдыбыле сельским клубом, мне снова довелось какое-то время пожить в отчем доме. Родная моя мать к тому времени уже два года как покоилась в сырой земле. Сказались семнадцать родов, беспокойная трудная жизнь с мужем-картежником. Она умерла рано даже по суровым меркам того нелегкого времени.

Отец после ее смерти пристрастился к выпивке. Никифор в то время работал в сельхозотделе в Вилюйске. Однажды я, в холодную погоду надел его старое пальто, которое нашел в амбаре. Поехал в нем в Вилюйск по работе. В районном центре решил проведать брата.