А. Малышевский - Русский путь братьев Киреевских. В 2-х кн. Кн. II

<���…> Современный характер европейского просвещения по своему историческому, философскому и жизненному смыслу совершенно однозначителен с характером той эпохи римско-греческой образованности, когда, развившись до противоречия самой себе, она по естественной необходимости должна была принять в себя другое новое начало, хранившееся у других племен, не имевших до того времени всемирно-исторической значительности . <���…> На дне европейского просвещения в наше время все частные вопросы… <���…> сливаются в один существенный, живой, великий вопрос об отношении Запада, к тому не замеченному до сих пор, началу жизни, мышления и образованности, которое лежит в основании мира православно-словенского 213 213 О правописании И. В. Киреевским слова словенский имеется его собственное объяснение в письме к старцу Макарию: «Я обыкновенно пишу словенский , производя словени от слова в противоположность немцам » (Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 3. С. 130). . <���…> Если остается еще в западной жизни несколько живых истин, более или менее еще уцелевших среди всеобщего разрушения всех особенных убеждений, то эти истины не европейские, ибо в противоречии со всеми результатами европейской образованности; это сохранившиеся остатки христианских начал, которые, следовательно, принадлежат не Западу, но более нам, принявшим христианство в его чистейшем виде…

<���…> Если прежний исключительно рациональный характер Запада мог действовать разрушительно на наш быт и ум, то теперь, напротив того, новые требования европейского ума и наши коренные убеждения имеют одинаковый смысл. И если справедливо, что основное начало нашей православно-словенской образованности есть истинное (что, впрочем, доказать здесь я почитаю ни нужным, ни умственным), – если справедливо, говорю я, что это верховное, живое начало нашего просвещения есть истинное, то очевидно, что как оно некогда было источником нашей древней образованности, так теперь должно служить необходимым дополнением образованности европейской, отделяя ее от ее особенных направлений, очищая от характера исключительной рациональности и проницая новым смыслом; между тем как образованность европейская – как зрелый плод всечеловеческого развития, оторванный от старого дерева, – должна служить питанием для новой жизни, явиться новым возбудительным средством к развитию нашей умственной деятельности. По этому поводу любовь к образованности европейской, равно как любовь к нашей, обе совпадают в последней точке своего развития в одну любовь, в одно стремление к живому, полному, всечеловеческому и истинно христианскому просвещению» 214 214 Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 2. С. 167–226. .

Не трудно заметить, что в суждениях о статье М. П. Погодина перед нами был все тот же П. В. Киреевский, знакомый по письмам из-за границы и материалам по национально-освободительному движению, то в размышлениях о лекциях С. П. Шевырева и состоянии литературы – уже иной И. В. Киреевский. Куда-то ушел литературный задор, в мыслях не стало дерзновенности, поубавилось интеллектуальное напряжение. Может, и прав А. И. Герцен, когда оценивает его положение в Москве как тяжелое, когда говорит об утрате им близости и сочувствия друзей. Внимания читающей публики к уже высказанным идеям И. В. Киреевский не находил, а участвовать в бесплодных спорах не желал. Характерно его высказывание, обращенное к Т. Н. Грановскому: «Сердцем я больше связан с вами, но не делю многого из ваших убеждений; с нашими я ближе верою, но столько же расхожусь в другом» 215 215 Герцен А. И. Не наши <���фрагменты>… С. 141. . Но это ни в коей мере не касалось Петра, который всегда оставался и братом, и другом…

1830-е – 1840-е годы становятся в жизни П. В. Киреевского периодом активного собирания русских народных песен и стихов. Как уже говорилось, первое свидетельство об этом встречаем в письме А. П. Елагиной-Киреевской от 8 июня 1831 года, посланном из Ильинского. В письме П. В. Киреевского Н. М. Языкову из того же Ильинского, но уже 9 июля 1832 года находим следующие строки: «Славное вы дело сделали, что собрали так много песен, а мне это стыдно, потому что я до сих пор еще не собрал ни одной. Однако и я не отстану и скоро примусь за дело. Ты их лучше не присылай, а привези сам. Главное мое занятие здесь покуда состояло, кроме брожения и того долгого времени, которое ушло так, в переводе шпанской трагедии “El magico prodigioso” 216 216 Религиозная драма Кальдерона. , которую я скоро надеюсь кончить и в которой ты мне должен перевести заглавие» 217 217 Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 3. С. 351. . В любом случае к 9 сентября 1832 года П. В. Киреевский имел уже 70 песен и 14 духовных стихов, которыми особенно хвалился перед Н. М. Языковым: «Эти, которые поют старики, старухи, а особенно нищие и между нищими особенно слепые, – вещь неоцененная! Кроме их филологической и поэтической важности, из них, вероятно, много объяснится и наша прежняя мифология. Точно так же, как многие из храмов древнего мира уцелели от разрушения, приняв на кровлю свою христианский крест, многие из наших языческих преданий сохранились, примкнув к песням о святых либо по сходству имени, либо по сходству своего напева. Так, например, в стихах, мною собранных, упоминается о Черногоре-птице, сидящей на Херсонских вратах, в <���неразб.> Киеве-граде, о ките, на котором основан мир и который колеблет его своими движениями, о звере, пробуравливающем землю для провода воды из моря, и прочее» 218 218 Там же. С. 353–354. .

12 октября 1832 года П. В. Киреевский, сообщая Н. М. Языкову о московской литературной жизни, обращает его внимание на несколько важных для нас обстоятельств. В частности, о посещении в конце сентября – начале октября Москвы А. С. Пушкиным и о его намерении «как можно скорее издавать русские песни, которых у него собрано довольно много» 219 219 Там же. С. 355. . Петр Васильевич думал послать Пушкину копию своего собрания, но так как оно включало в себя записи песен, принадлежащие Н. М. Языкову, то первоначально считал нужным получить согласие последнего. К великолепным московским делам П. В. Киреевский отнес и предполагаемое издание Н. А. Полевым 400 собранных им песен.

16 ноября 1832 года П. В. Киреевский продолжил знакомить Н. М. Языкова с новостями по литературной части : «По литературной части совершено следующее: «“Повести” Луганского 220 220 «Повести» Луганского, о которых упоминает П. В. Киреевский, в действительности имели другое заглавие. Здесь, несомненно, речь идет о сказках, выпущенных В. И. Далем под заглавием «Русские сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками народными разукрашенные казаком Владимиром Луганским. Пяток первый» (СПб., 1832). не только вышли, но уже и запрещены. Вышли сочинения Д. Давыдова и повесть “Андрей Безымянный” 221 221 Исторический роман из эпохи начала царствования Петра I. , которой еще я не читал, но которую многие приписывают Б-у 222 222 Очевидно, Ф. В. Булгарин. . Газета Пушкина 223 223 Литературная газета. будет, как говорят, выходить каждый день и величиной равняться с Journal des Débats 224 224 Журнал обсуждений (фр.) . . Полевой 225 225 Николай Алексеевич Полевой. обещает продолжать “Библиотеку” 226 226 Библиотека для чтения. и сверх того написал уже новый роман “Суд божий”, который уже и продал, как слышно, за 10 000. Строев 227 227 Павел Михайлович Строев. , говорят, готовится приступить к изданию грамот, им собранных. Максимович 228 228 Михаил Александрович Максимович. издает голоса малороссийские, положенные на музыку Алябьевым 229 229 Точное название сборника Максимовича-Алябьева следующее: «Голоса украинских песен, изданные Михаилом Максимовичем. Тетрадь первая» (М., 1834). . Полевой также объявил уже об издании “Русских песен” 230 230 Предполагаемое издание песен не состоялось. , у Венелина готов 2-й том “Болгарских песен” 231 231 Речь идет об исследованиях Ю. И. Венелина в области болгарской литературы. …» 232 232 Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 3. С. 358–359. .