Андрей Прохоренко - В стольном граде Киеве

– На что намекаешь?

– Так случаи разные бывают… То вдруг занеможет, да так, что сразу сляжет, а потом и дух испустит. Яд, стрела, оговор, любые обвинения, просто решение князя, которым он смещает с должности или отстраняет от ведения дел. Охочих на место Добрыни – пруд пруди.

– Сложно дела обстоят в граде-Киеве.

– Киев – это тебе не Русь с ее законами и не родичи, не черниговские леса, где привольно дышится. Здесь постоянно надо за спину смотреть, чтобы удар сзади не пропустить. Прямо в Киеве не ходят, все интригуют, но родовые законы той или иной мерой и там соблюдаются, особенно в нижнем городе, что на Подоле.

– И куда мы идем?

– Туда, где тебе с некоторого времени быть нужнее всего, – заключил Кудес и вздохнул.

– Почему вздыхаешь?

– Предстоит дорога дальняя да схватка жаркая. Ее не миновать. Ты, Илюша, не стесняйся, коли с разбойниками столкнешься. В этом деле жалость ни к чему. Могут задеть мечом или копьем, а нам пред князем надо предстать без потерь и ранений. Царапины в счет не идут. Понял?

Я кивнул.

– Да, понять-то понял, теперь дело за малым осталось: не оплошать и сделать так, как сказано. В путь. Дозорные донесли, что обоз с Соловьем и воями близко. Нам его надо опередить. Быстрым шагом пойдем.

Путь наш лежал к урочищу, что возле Велесова бора находилось. Там мы и собирались Соловья и «дорогих гостей» дождаться. Заблуда – молодец рисковый был. Не испугался жизнь на кон поставить.

Так и шли сразу несколько групп воинов, родичей и татей, наблюдая за обозом, во главе которого, полагаясь на помощников и воев, находился Заблуда Бередай по прозвищу Соловей. Обоз неспешно продвигался по дороге, которая проходила все больше по лесу. Лишь в редких местах она выходила на открытые пространства лугов или пашни, или на поляны. Нападение могло произойти на обоз в любое время, но Соловей прекрасно знал, что вблизи Чернигова в лесу его не атакуют. Не было смысла это разбойничкам делать. Недалеко отошли от людных мест.

А путь из Чернигова в Киев-град петлял и разветвлялся. Дорога не один раз все больше тропой лесной становилась или на открытой местности изобиловала ямами. Распутица весенняя уже прошла, но дождички шли почти каждый день, наполняя сердца хлебопашцев радостью. Ближе к вечеру или ночью шел дождь, а утром и днем светило солнце – что может быть лучше для рачительных хозяев, чтобы взошли хлеба, а потом колосья набрали силу? Нет в мире большей радости, чем наблюдать, как всходят ростки ржи и других зерновых растений, суля обильный урожай.

Так вот, дорога из Чернигова, по которой Соловей шел, вначале даже не на юг пролегала, а немножко на восход солнца заворачивала, выбираясь из гущи лесов, выходя к местам, где лес уже соседствовал кое-где со степью, где не было единого лесного покрова. Скрипели телеги на ухабах и рытвинах, бдительно смотрели дозорные по сторонам, а воины были готовы в любой момент взяться за оружие, но лес был тих. Ничто не предвещало нападения. Только все знали, насколько обманчива эта тишина.

Далее уместно сказать о помощнике Мокреши, некоем Миловите. Его после раздумий взял с собой Соловей в помощь с десятком воинов. Догадывался Соловей, что не все чисто, что Миловит специальное поручение Мокреши выполняет, но, как говорится, оно дело думать, а другое – поступать так, как думаешь. Впрочем, по-иному, как я вижу с высоты лет, вглядываясь в молодые годы, и быть не могло. Миловит этот и должен был на самом деле Заблуду-Соловья пленить, когда Мокреша и остальные молодцы-удальцы его в укромном месте настигнут.

Мокреша, как только Соловей отбыл, сразу же, как и договаривались, отправил гонцов к Якиму, Кощевиту и Тимию, уведомив их о том, что обоз двинулся. Сказал для пущей важности и убедительности, что шесть телег в обозе, а что в них – он не знает, но сундуки видел, как на телеги клали и сеном их сверху прикрывали. Врал Мокреша, но то – для успеха дела. Вранье очень часто оборачивается против того, кто его для достижения своих целей использует. Врать еще уметь надо, чтобы не выглядело откровенным обманом. И во вранье Мокреша палку не перегнул.

Правда, вместо того, чтобы наладить взаимодействие среди разбойничков, большая часть которых к Заблуде не присоединилась, а вынуждена была принять главенство Мокреши, Сытий, так Мокрешу звали по имени, как положено, круг не собрал. Он решил, что и того одного факта, что Заблуда его главным назначил, вполне хватит, чтобы руководить. Но одно дело двумя десятками отчаянных парней руководить, а другое – почти полутора сотнями мужчин, которые здесь зимние поселения имеют. И не какие-нибудь, а частоколом обнесенные, так, на всякий случай… В поселениях свои старосты и управляющие имеются.

У Соловья были еще два первых помощника: Прокий и Козьма. Оба верховодили примерно пятью десятками здоровых и крепких мужиков, привычных обращаться с оружием. В их рядах люди разные были. Но, что всех объединяло, добычу страсть как любили. Жить-то ведь надобно за что-то, а хочется жить не как бедняк, едва концы с концами сводя, а так, чтобы и погулять было за что и зимой не голодали.

Так вот, Прокий и Козьма, когда узнали, кому Заблуда руководство передал, явно не обрадовались. Не любили они Мокрешу, выскочкой его считали. Против Мокреши еще и то сыграло, что он, когда дело до дележа доходило, в свою пользу обманывал татей. Ненамного, конечно, но дурил. Застукали его пару раз на таком действе, после чего дурная слава за Мокрешей так и закрепилась, как женщина, которую вроде бы и прогнали, и нет ее, а она все по следу твоему следует и всякий раз в самый неподходящий момент о себе и напоминает…

А как узнали Прокий и Козьма Минович, что обделил их Заблуда, сразу же Жедиславу, еще одному главарю татей сообщили. Собрались втроем, поразмыслили и решили к Соловушке перед отъездом нагрянуть, чтобы прояснить вопросы назревшие и уже наболевшие. Невдомек рыцарям дорог и путей купеческих было то, что Заблуда, сообразив, специально так сделал, чтобы посеять раздор среди помощников своих «верных». Ждал он их для беседы. И не обманули ожиданий Соловья помощники. Нагрянули в гости. Беседа в гостевом тереме произошла, который по приказу Соловья в минувшем году сразу за стенами Чернигова выстроили. Там время от времени на подворье и появлялся Соловей. Он теперь и сам средства, которые на большой дороге добывал, вкладывал в купеческие дела. Вынужден был вкладывать, чтобы не прогореть.

Что добро, когда оно прикопано, и в дело не пущено? Почти ненужный хлам, который не приносит доход, а делиться с нужными людьми за прикрытие надобно, чтобы Нефед и другие волком не смотрели. Зависть надо как-то унимать у других. А нет вернее способа недовольство в отношении себя унять, кроме как нажитым поделиться, но дать столько, сколько нужно, не меньше и не больше.