Виктор Некрас - Земля последней надежды – 2. Время рыжего петуха. Всеслав Чародей 2.2

Попала литва, как кур в ощип.

Последнюю мысль Всеслав невольно повторил вслух. Хорошо повторил, со вкусом, чуть ли губами не причмокнул.

– Это точно, княже, – тут же подхватил кто-то за спиной. Не угодливо подхватил, а потому, что князь сказал верно.

Всеслав покосился через плечо – Несмеян, вестимо, рыжий оторвиголова. Как и велело его назвище, никто никогда не видел, чтобы Несмеян смеялся. Он и улыбался-то редко, и шутил так же.

– Что, Несмеяне, не терпится? – усмехнулся князь коротко, показав клык.

– А и не терпится, княже, – признался вой простодушно. – До зела душа болит глядеть, как они по нашей земле ходят свободно.

– Ничего, – заверил Всеслав. – Недолго уже осталось, вот только ещё одного гонца от наставника дождёмся…

Беспокоило совсем иное – оставил Бранимиру на сносях, на девятом месяце. По всем бабьим приметам выходило, что будет опять сын. Казалось бы, и беспокоиться нечего, а всё ж грызло Всеслава беспокойство.

Гонец примчался через какой-то час.

– Откуда?! – князь так и подался навстречь спешивающемуся вою в долгополой свите. – Воевода Брень послал?!

– Из Полоцка, княже!

Князь переменился в лице – кровь вмиг отхлынула.

– Ну? – осиплым голосом бескровными губами.

– Сын у тебя, княже Всеслав!

Сын!

Уже третий после Рогволода да Бориса – быть ему Глебом (давно уж сговорились с Бранимирой назвать третьего сына по её отцу! да и вослед Борису в память о том Глебе, погибшем полвека тому!).

Всеслав закусил губу, сжал кулаки, словно торжествующий мальчишка. И почти тут же опомнился.

Княгиня?

Князю достало только бросить на гонца тревожный взгляд – тот вмиг понял.

– Княгиня твоя, княже, Бранимира Глебовна, в полном здравии, и тебе поклон передавала.

Князь отворотился, справляясь с невестимо откуда нахлынувшими слезами – недостойно потомку Велеса плакать на глазах у воев.

Выручил топот конских копыт – второй гонец. Всеслав вмиг осушил глаза и поворотился к всаднику.

– Воевода Брень вступил в бой и гонит литву сюда! – торжествующе прокричал тот.

– Добро, – процедил князь торжествующе. Вскочил в седло, одним едва заметным движением рук окоротил норов Воронка, оборотился и кивнул трубачу. Тот, уловив княжий кивок, вскинул к губам оправленный в серебро рог, и звонкий звук разнёсся над полем.

Конница хлынула из леса, ломая кусты.

Полки Всеслава сминали одну литовскую рать за другой, оттесняя к самой меже, сбивая рати литовских князей в кучу, выгребали из пущей частым неводом, словно зайцев в нерето ловили.

И уже через два дня, отогнав вёрст на полста, замедлили бег коней.

Литва строилась для боя.

Хотя строилась – сказано громко. Сбивалась в кучу – верно. Литвины, как любые лесные вои (как, впрочем, и сами кривичи), не любили и не умели биться в строю. Да им это было и без надобности – в лесной войне главное умение – вовремя ударить и скрыться в необозримых пущах. На это литва, да и кривичи тоже были большие мастера.

Но на этот раз дело было не в их пользу – Всеслав вынудил литву к правильному бою.

Однако от боя они уклониться и не подумали. Трусов средь них не было.

Всеслав кривил губы, разглядывая неровный, мятущийся строй литовский рати.

Биться не хотелось.

Он и так уже победил, просто вытеснив литву к меже. Дальнейшее было предопределено – прямого боя литве у кривичей не выиграть, тем паче при почти равных силах. Тем паче, когда у литвинов над ратью сразу шесть князей стоят. Плохо, когда нет над войском единой власти.

Помог бы, господине Велес, – сказал князь про себя вроде как не взаболь, для смеху, и почти тут же испугался своих мыслей. Да и чем ему Велес ныне поможет? Войский бог не Велес, а Перун… тут его воля.

И почти тут же с поля, со стороны литовской рати послышался рёв рога. Кто-то звал на поединок.

Всеслав кинул руку ко лбу, прикрывая глаза от бьющего солнца – литвины умно выбрали место, так, чтобы солнце светило в глаза кривичам. Иное дело, что им это и не поможет.

От литовского строя отделился всадник на богато убранном гнедом коне. Алый плащ вился за плечами, трепетал на ветру, открывая серебряную кольчугу кривской работы (смоленских или новогородских мастеров!) поверх зелёной суконной свиты, сафьяновые сапоги и безрукавку волчьего меха.

Неуж князь? Всеслав Брячиславич приподнялся на стременах, вглядываясь.

– Эй, криевсы! – раскатился над полем сильный зык литвина. По-словенски он говорил чисто, почти как прирождённый кривич. – Где ваш князь, я должен его видеть!

Всеслав тронул ногой коня, выехал из строя вперёд.

– Чего тебе надо? – отозвался он, останавливаясь, чтобы не подъехать слишком близко. А и непочто. И без того много чести. – Кто ты такой?!

– Ты хочешь воевать со мной и не знаешь, кто я такой?! – захохотал литвин.

– А мне непочто! – возразил Всеслав. – Это ж ты к нам приволокся, хоть и не звали мы тебя! А я у своих ворогов назвища не спрашиваю – была бы шея только, чтоб мечом рубануть!

Литвин тоже остановил коня – саженях в двадцати от Всеслава. А и не стар ещё, – отметил про себя полоцкий князь, разглядывая светло-русые волосы и длинные вислые усы литовского князя. Тот приехал с непокрытой головой, а клёпаный шелом (тоже словенской работы!) держал в левой руке. Князь литовский и впрямь не был старым – лет сорок, не больше. А то и сорока-то ему не было.

– Это ты здешний кунигас, которого Всеславом кличут? – высокомерно бросил литвин, глядя поверх головы Всеслава.

– Положим, я, – не менее высокомерно ответил полоцкий князь. – И что с того?

– Я тоже кунигас у своих нальшан! – в голосе литвина появилась сварливость. – Мои воины зовут меня Скирмонтом Неустрашимым! Я главный в этом походе!

– И что с того?! – повторил Всеслав, начиная терять терпение. Он уже и без того догадывался, чего именно хочет от него Скирмонт, но ждал, чтобы тот сам сказал об этом.

– Выходи на поединок, криевс! – Скирмонт рубанул воздух рукой.– Ты меня одолеешь – мои воины полон отдадут и уйдут. Я тебя одолею – вы нас с полоном выпустите!

Дружина сзади зароптала, возмущённая наглостью литвина, а Всеслав расхохотался.

– Э нет, Скирмонте, так не пойдёт! Биться с тобой я согласен, а вот условия будут иные!

– Почему это? – насупился кунигас.

– А потому – не ты меня окружил, а я тебя, не моей рати гибель грозит, а твоей. Потому и условия ставить буду я! Коль ты меня побьёшь, то мои вои тебя, так и быть, пропустят, но весь полон тебе придётся отдать. А коль я тебя побью, так тогда вся твоя рать в полон пойдёт!

– Ну тогда насмерть биться будем! – задорно, совсем уже по-мальчишески, выкрикнул Скирмонт, однако в голосе у него прорезалась неприязнь, мало не ненависть.