Виктор Некрас - Земля последней надежды – 2. Время рыжего петуха. Всеслав Чародей 2.2

Всеслав, накинул на жрицу тёплый плащ – девушку била крупная дрожь – выходил вместе с речным холодом запоздалый страх.

– Ты полоцкий князь? – неожиданно спросила сильным грудным голосом.

– Он самый, – Всеслав поправил плащ и кивнул воям. – Едем, ребята.

– Хвала нашему князю! – заорал вдруг в восторге Несмеян.

– Хвала! – дружно подхватили вои.

– Спаси тебя боги, княже Всеслав, – негромко сказала жрица.

– Звать-то тебя как?

– Бранимирой люди кличут, – после совсем незаметной заминки ответила девушка.

– Непростое имя, – словно бы невзначай обронил Всеслав. – Пожалуй, что и княжье.

– Мои предки словенскими князьями были, – кивнула девушка. – Давно, ещё до варягов, до Новагорода того. У меня сам Волх Славьич в предках. Ныне наш род измельчал…

Князь отлично понял то, чего не договорила Бранимира – род измельчал, но кровь наша всё ещё имеет значение. Весело мигнул:

– Волхвиня?

– Да, – Бранимира наконец перестала дрожать – постепенно согревалась. – Макоши служила…

– А они? – Всеслав мотнул головой, указывая себе через плечо.

– «Владимиричи» 1 1 Т.е. воины новгородского князя Владимира Ярославича, сына Ярослава Мудрого. , – волхвиня недовольно засопела. – Новогородского князя вои. Храм сожгли… думала, уж не уйти мне…

– А не Остромировы? – вмешался Брень. – Мне показалось, знамено у них посадничье?

– Не ведаю, – устало ответила Бранимира. – Да и не всё ль равно, в конце-то концов?

– И то верно, – согласился Всеслав, прижимая волхвиню к себе и чувствуя сквозь корзно, как проходит у неё мелкая холодная дрожь.

Трещал меж деревьев костёр, бросая посторонь корявые, ломано-гнутые тени, плясал на лицах багровыми отсветами. Со спины медленно и неумолимо подбирался лесной почти осенний холод, а лицо щипало от кострового жара.

Волхвиня невольно жалась к огню – её одежда доселе не просохла – и куталась в княжий плащ. Всеслав сидел рядом, то и дело заставляя себя отвести взгляд от точёного девичьего лица, от прямого тонкого носа и длинных ресниц, от огневого блеска в глазах и покатых, облепленных сырой тканью плеч – не обиделась бы девушка. Волхвиню обидеть – век удачи не видеть.

Вои жарили на углях мясо наспех выслеженного дикого подсвинка, над поляной тёк дразнящий запах, в глиняных чашах плескались варёный мёд и сбитень.

– Слышала я про тебя много странного, Всеславе Брячиславич, – задумчиво говорила Бранимира, щурясь на огонь. – Невестимо даже, чему в тех слухах верить, а чему – нет…

– Умный человек сам знает, чему ему верить, – уклончиво бросил Всеслав.

– И это верно, – волхвиня невесело засмеялась. – Говорят люди, будто на тебе благоволение самого Велеса…

– Ну уж и благоволение! – не сдержался князь. Отвёл глаза под внимательным взглядом девушки и сказал уже тише. – Отметина Велесова – это верно.

– А что за отметина? – с любопытством спросила Бранимира, подхватывая с углей чашу со сбитнем – пряный медовый напиток грозил закипеть и выплеснуться в огонь. Со вкусом отхлебнула, весело глянула на князя. – Покажешь?

– Да она незримая, – нехотя ответил князь. – Говорили мне многие, будто рождение моё Велесом отмечено… знамение отцу моему было.

Волхвиня слушала рассказ Всеслава о Сильном Звере с любопытством, иногда внимательно взглядывая князю в лицо и не забывая прихлёбывать из горячей чаши.

– Верно говорил тебе отец, – сказала она задумчиво, когда Всеслав договорил. – Такое спроста не бывает. А та… рубашка, в которой ты родился… она и сейчас с тобой?

– А как же? – князь усмехнулся. – Матери ведун велел из неё оберег для меня сделать, и чтобы я носил, не снимая.

– Взглянуть дозволишь?

Всеслав, сам себе удивляясь, потянул через голову гайтан.

Бранимира, не касаясь оберега руками, несколько мгновений разглядывала кожаный мешочек с тиснёной на нём медвежьей головой с одной стороны и знаком Велеса с другой, потом кивнула:

– Сильный ведун оберег делал… Велесова воля и впрямь с тобой, княже. Избранный ты…

– Знать бы ещё – для чего? – хмуро бросил Всеслав, надевая гайтан на шею и пряча мешочек под рубаху.

– Придёт время – узнаешь, – заверила волхвиня, допивая сбитень и отставляя чашу в сторону. Обняла руками колени и уставилась в огонь – охота говорить у неё пропала.

Всеслав тоже умолк, залюбовался.

Ломаный багровый свет костра плясал на тонком девичьем лице, отражался огоньками в серых глазах, играл отсветами на толстой косе, перекинутой через плечо, блестел на бисерной вышивке почёлка и рубахи.

– Что смотришь, княже? – спросила вдруг волхвиня. – Нехороша ведьма?

– Хороша, – сказал князь невольно, спохватился. Отвёл глаза.

Девушка засмеялась – тепло и по-доброму.

Над лесом стояли столбы дыма – горели вёски в закатной стороне, совсем недалеко отсюда. Тянуло гарью, горьковатый дым щекотал нёбо, свербело в носу.

Полоцкая дружина несколькими конными полками стекалась к опушке, где хлопал на осеннем промозглом ветру стяг Всеслава.

Молодой полоцкий князь стоял у самой опушки на невысоком пригорке, а за спиной двое воев держали под уздцы княжьего коня, черного, как смоль, Воронка. К Всеславу то и дело подлетали всадники-вестоноши, не спешиваясь, что-то говорили, выслушивали ответные указания, коротко кивали, заворачивали коней и уносились прочь – передать княжью волю полкам.

На кривскую землю в который уже раз за четырнадцать лет княжения Всеслава пришла война.

Литовская рать шестью полками перешла межу, сожгла межевой острог и, рассыпавшись в зажитье, зорила погосты и вёски кривичей. Две сотни межевой стражи, чудом уцелев при защите острога, отступали на северо-восход, к Полоцку, щипая по лесам отдельные литовские сотни.

Всеслав уже знал о набеге всё.

То, что литовская рать насчитывает не меньше полутысячи воев.

То, что литву ведут сразу шестеро князей, и особого согласия меж ними нет (прямо как у нас на Руси! – усмехнулся про себя Всеслав, прослышав про это).

То, что оружны литовские вои похуже кривских. Доспехи даже в княжьей дружине у большинства стёганые (а у многих и доселе доспехи из роговых, копытных да костяных пластин, нашитых на кожаные, суконные и полотняные свиты), кольчуги только у князей да старейшин.

То, что в поход литовские князья привели в основном молодёжь – погулять да войскому делу поучить – во всей рати бывалых воев едва сотни две наберётся. С самими князьями вместе.

Поэтому Всеслав никакого страха не испытывал – только уверенность. В его дружине к опушке собралось уже три сотни воев, а следом поспешали ещё два полка – тоже не меньше трёх сотен – ведомые пестуном, воеводой Бренем.